Никто не выйдет живым

Старый Ли не обманул. Быть может, он решил, что на меня уже потрачена годовая доза лжи. Чан привез мне коробку и деньги, завернутые в черный полиэтиленовый пакет.

Теперь мне по карману было взять такси. Что я и сделал. По дороге я проверил содержимое коробки и обнаружил, что Ли присвоил ровно половину списка. Впрочем, я не переживал по этому поводу, потому что знал, что не будет переживать сама Маргарита Сергеевна. У нее были для переживаний куда более серьезные причины.

У двухэтажного кирпичного коттеджа я попросил водителя остановиться. Я вышел из машины и подошел к дверям, отсчитав на ходу из пачки полторы тысячи долларов. Их я положил себе в карман. Остальные бросил в пакет вместе с драгоценностями и списком. Пакет я положил на крыльцо перед дверью, нажал кнопку звонка и быстро зашагал к такси. Мне показалось, будто меня окликнули, но я не стал оборачиваться.

– Поехали в центр, – сказал я таксисту, и тот с готовностью надавил на педаль газа. Коттедж за стеклом качнулся и уехал вправо, исчезнув из поля моего зрения и из моей жизни вообще.

Я ехал к центру Города и думал о том, что в моем поступке было не много здравого смысла. Деньги и драгоценности, оставленные на крыльце дома Маргариты Сергеевны, уже не могли никого утешить и тем более – не могли никого воскресить. И если бы меня спросили, зачем я это сделал, я бы вряд ли смог что-то объяснить. Разве что сказал бы о чувстве некоторого успокоения, посетившем меня в тот миг, когда такси отъезжало от коттеджа. Не чувство выполненного долга, не тупое самодовольное равнодушие, а успокоение, сплетенное с усталостью и скорбью от того, что все уже случилось и случилось именно так. И ничего уже не поправишь.

Но меня никто ни о чем не спросил. И вряд ли когда-нибудь спросит.