Никто не заплачет

– Не стоит. Наверное, с линией что-то. – Антон отошел от телефона и отправился в ванную.

– Только недолго, – напутствовала его Ольга, – у меня уже все готово, и до ужина я бы хотела помыть голову, ты же не хочешь, чтобы я села за стол в этом тюрбане.

Он ничего не ответил. Ему было все равно, в каком виде она сядет за стол.

* * *

В половине седьмого вечера гравер Пятницкого кладбища Волобуев Вячеслав Иванович, по прозвищу Клятва, трезвый, бодрый, одетый в добротный джинсовый костюм, сел в свою голубую «девятку», выехал из ворот кладбища, вырулил с эстакады в сторону ВДНХ. Покрутившись среди однотипных новостроек за выставочным комплексом, он оставил машину в одном из дворов, прошел пешком несколько кварталов, нырнул в подъезд.

В подъезде был слышен детский плач. Кафельная акустика лестничной площадки делала его особенно громким. Волобуев увидел, как молодая мамаша тщетно пытается втиснуть в лифт большую коляску. Одной рукой она держала младенца в одеяле, другой толкала и дергала ручку коляски. Младенец заливался, коляска застряла между автоматическими дверьми.

– Помогите мне, пожалуйста, – обратилась она к Клятве.

– Да уж придется, – хмыкнул он и взялся за ручку коляски.

Приподняв передние колеса, Волобуев придавил плечом одну из дверей и втолкнул коляску в лифт.

– Ой, спасибо вам огромное, – запричитала молодая мамаша, – это не коляска, это настоящий танк!

– Да на здоровье, – Клятва улыбнулся, сверкнув золотой фиксой, – езжайте, мы не поместимся.

– Поместимся, заходите! Вы мне потом ее вывезти поможете. А то я обязательно опять застряну, – улыбнулась в ответ мамаша.

Она жила на пятом этаже. Клятва быстро вывез коляску, потом поднялся на двенадцатый и открыл дверь одной из квартир своим ключом.

Однокомнатная малометражка имела унылый, нежилой вид. Почти никакой мебели, только канцелярский письменный стол, несколько стульев. На кухне не было плиты, белоснежный электрический чайник «Тефаль» красовался на полированной казенной тумбочке.

Здесь никто не жил. Квартира была явочной и принадлежала одному из отделов ГУВД.

Волобуев налил в чайник воды, достал из тумбочки банку с растворимым кофе, сахар, две чашки, включил чайник и посмотрел на часы. Человек, которого он ждал, никогда не опаздывал. У Клятвы ни разу не получилось приехать на встречу вовремя, минута в минуту. То он являлся раньше, то позже. Сейчас он приехал на целых двадцать минут раньше, опять не рассчитал, хотя сам назначил время.

Ну что ж, оно и к лучшему, можно выпить кофейку в одиночестве и еще раз подумать. Кофе здесь хороший, качественный, и сигареты всегда есть – на всякий случай. Свои у Клятвы как раз кончились. А купить забыл. Он сегодня вообще был сам не свой, очень сильно перенервничал. А кто на его месте мог остаться спокойным? Разве только один человек из всех, кого он знал. Сквозняк. Вот у кого стальные нервы. Ничего его не берет. Знает, сучонок, что в розыске, и является на кладбище могилку навестить.

Сегодня утром, увидев у забора знакомый силуэт, Клятва сначала прямо-таки остолбенел. В голове шарахнуло: «Что делать?» Первая мысль была – рвануть в контору и быстро позвонить, куда следует. Но потом он представил себе, как нагрянут на родное кладбище архаровцы, оцепят со всех сторон. Еще не факт, что успеют взять. А он. Клятва, засветится неугасимо. Уйдет Сквозняк, и станет ему сразу известно, кто стукнул. Тогда, считай, Клятва сразу покойник. А если чудо случится, возьмут Сквозняка – свои замочат за такие дела. Ссученных не щадят. Нет, нельзя бежать-звонить. Это все равно что самого себя кончить.

Несколько секунд он стоял и думал, что ему, милицейскому информатору с пятилетним стажем, делать в такой вот очевидной ситуации. И решил он поступить хитро, как в шпионском кино. Окликнул Сквозняка, к себе пригласил, поговорил по-хорошему, вроде как и предупредил, что легавка про кладбище знает, и показал тем самым, мол, свой я, верить мне можно. Даже порасспросить попытался, мол, где обитаешься, и все такое. Но осторожненько, не в лоб. У такого, как Сквозняк, спросишь что-нибудь, не подумав, и сам не заметишь, как в деревянном бушлате окажешься. Мизинцем кончит, сучонок.