Никто не заплачет

— Ну и молодец, — улыбнулся старик, — давайте мы с вами, молодые люди, чаю выпьем. Или кофе. Вы успели позавтракать? Лично я не успел. Мне будет очень приятно позавтракать в вашей компании. Антоша, мы с тобой пойдем на кухню, займемся стряпней, как настоящие мужчины, а вы, Верочка, отдохните.

— Спасибо, — улыбнулась Вера, — может, я все-таки помогу вам с завтраком?

— Ни в коем случае! Женщин нельзя близко подпускать к плите. У меня есть помощница по хозяйству, милейшая дама, но гренки у нее непременно подгорают, мясо получается жестким, рыба крошится и теряет сок, а кофе всегда убегает.

Оставшись одна в уютной чужой комнате, в огромном мягком кресле. Вера на несколько минут закрыла глаза. Она почти не спала этой ночью. Пыталась заглушить тяжелый, тошный страх механической работой над переводом. Но самые простые слова вдруг теряли смысл, она тупо смотрела на экран компьютера и думала только об одном. Почему она. Вера Салтыкова, уже не юная и в общем совсем не глупая женщина, дала себя обмануть, использовать в качестве наживки, подсадной утки или кого там еще?

Ей нагло, сознательно врали, каждый день, каждую секунду. И ведь чувствовала она какой-то тайный подвох. Чувствовала, но врала себе: нет, он хороший, у него просто было тяжелое детство…

Вера так легко оправдывала других, но теперь надо было как-то оправдаться перед самой собой. И она не могла. Да, банальная, старая, как мир, женская потребность быть любимой. Это вполне понятно. Да, сложный многолетний роман со Стасом, усталость от одиночества. И это понятно. Но в итоге Вера дала себя втянуть в чужую, грязную и совершенно непонятную игру. Не только себя, но еще маму, Соню, Стаса…

Чем больше она думала, и бессонной ночью, и сейчас, утром, как бы на свежую голову, тем меньше верила, что Стаса убила его жена. Если эта женщина по имени Инна хотела завладеть квартирой, она не стала бы вот так, открыто и бесхитростно, избавляться от мужа. Ну, предположим, напилась. Можно представить очень пьяную разъяренную женщину, которая в пылу семейного скандала запускает в мужа утюгом, сковородкой или хватается за нож. Но представить, как пьяная женщина крадется ночью и всаживает нож в спящего мужа… Нет, так не бывает.

Надо позвонить этому Завьялову, прямо сегодня.

Узнать телефон следователя. Стас где-то видел Федора и сказал об этом. Стас, как нормальный человек, пытался вспомнить, где и когда они могли встречаться раньше. Стасу было интересно, за кого Вера собирается замуж. Он сказал: это важно, я обязательно вспомню. Федор вошел в комнату в тот момент, когда Стас задал простой вопрос: как вы с ним познакомились? Федор вполне мог стоять под дверью и слышать весь их разговор. Даже если он сам не помнил, где они встречались раньше, ему, уж конечно, не надо было, чтобы это вспомнил Стас.

Пора связаться со следователем и вообще с милицией. Хватит…

— Верочка, вам чай или кофе? — Антон заглянул в комнату.

Вера вздрогнула и открыла глаза.

— Мне кофе, если можно. Покрепче. Антон кивнул и вернулся на кухню.

— Между прочим, очаровательная барышня, — говорил Семен Израилевич, нарезая сыр специальным ножом тончайшими, прозрачными ломтиками, — у тебя с ней как, всерьез или… гм… как всегда?

Антон удивленно взглянул на старика.

— Семен Израилевич, у меня с ней вообще ничего. Мы пришли по делу. Так получилось, что мы оба, не будучи знакомы, вляпались в одну скверную историю. Сначала вляпались, а потом уж познакомились.

— Ну вот, я всегда говорил, нет худа без добра, — хмыкнул старик. Достань-ка там ветчинку из холодильника. Нет, вот резать я буду сам. Ты пока что зеленью займись.

Антон уже в который раз пытался завести разговор о том, ради чего пришел к старику, но все не получалось. Семен Израилевич был так поглощен приготовлением завтрака, что, казалось, все прочее пролетает мимо его ушей. Стоя у раковины с пышным пучком укропа в руках, Антон сделал еще одну попытку:

— Семен Израилевич, я хочу вам показать фотографию. Возможно, в вашем архиве…

— Подожди, — поморщился старик, — какой архив? Нет у меня никакого архива. И вообще, такие вещи не обсуждаются на голодный желудок. Я уже понял, у тебя важный разговор. Но давай сначала позавтракаем спокойно. Ты же знаешь, я не могу говорить о делах натощак. Если я не позавтракаю, у меня, между нами, мальчиками, будет громко и неприлично бурчать в животе. Это отвлекает и не дает сосредоточиться. И перед барышней неловко. Да, а барышня — прелесть. Есть в ней что-то такое… знаешь, когда она вошла, я сразу вспомнил полотна старых мастеров… голландская школа, эпоха Возрождения…

Наконец завтрак был готов. Семен Израилевич постелил на стол белую скатерть, не спеша, со знанием дела, расставил тарелки, разложил приборы.