Никто нигде. Удивительная автобиография аутичной девочки

Использование периферийного зрения связано и с расстройствами восприятия зрительной информации, и со Страхом Открытости. На эмоциональном уровне это часто было попыткой понять, что происходит рядом со мной, избежав при этом страха благодаря непрямому взгляду. Зрительная агнозия, одна или в сочетании с «отключениями», вызванными Страхом Открытости, часто приводила к тому, что, глядя на вещи в упор, я переставала понимать их смысл и значение. Именно использование периферийного зрения помогло мне так много усвоить в последний год в начальной школе, хотя учитель понятия не имел о том, что это единственный доступный мне способ восприятия вещей в их полноте. То же самое происходило у меня и с обучением музыке: когда я смотрела на свои пальцы и задумывалась о том, что они делают, – я теряла способность играть. Если же смотрела в сторону и переключалась «на автопилот» – музыка лилась свободно, и я начинала сочинять ее сама.

Ничто в моей жизни не могло происходить «напрямую». Мне требовалось постоянно обманывать свое сознание – только так я расслаблялась настолько, что могла что-то воспринять и усвоить.

Смех

Зачастую выражение страха, напряжения и тревоги. Истинные мои чувства часто были слишком хорошо защищены; я не могла выражать удовольствие напрямую, таким явным образом, как через смех. Кэрол постоянно смеялась. Она была не чем иным, как воплощением моего страха перед чувствами, принявшего облик «веселого», постоянно смеющегося, социально приемлемого персонажа.

Хлопанье в ладоши

Хотя у меня хлопанье в ладоши было непроизвольным тиком, частью синдрома Туретта, имело оно и эмоциональное содержание. Хлопанье в ладоши могло обозначать удовольствие. Оно также обозначало окончание одного события или действия и переход к другому. Кроме того, в ладоши я хлопала для того, чтобы вывести себя из состояния «сна наяву».

Взгляд в пустоту, «сквозь» людей и предметы, вращение предметов, кружение на месте, бег по кругу

Способ потерять ощущение себя, чтобы расслабиться или справиться с тоской, возникающей оттого, что я не могла ощутить или выразить какие-либо чувства к тому, что делаю. В более сильном смысле это своего рода психическое «обезболивающее», позволяющее эмоционально облегчить пребывание в ловушке моего святилища-тюрьмы – Страха Открытости.

Разрывание бумаги

Я рвала бумагу в ярости, а кроме того, символически разрывала таким образом близость, которая мне угрожала. Символический акт отделения от других, призванный снизить страх. Часто я делала это, когда мне приходилось с кем-то прощаться – как будто мне требовалось предварительно разрушить близость символически, чтобы не чувствовать опустошенности и потери.

Битье стекла

Стекло имело для меня большое значение: я часто клала предметы, на которые мне хотелось посмотреть, под стеклянные сосуды. Это отгораживало их от всего прочего, не позволяло им раствориться в бушующем море второстепенной информации, а также делало их разглядывание эмоционально безопасным – ведь они отделены от меня, находятся где-то «там», под стеклом. Разбивание стекла было эмоционально связано с этим контекстом. Символически я разбивала невидимую стену, отделяющую меня от остальных, а также, может быть, стену между сознанием и бессознательным.

Завороженность цветными и блестящими предметами

Это связано с понятием красоты в простоте. Кроме того, это метод самогипноза, необходимый, когда надо успокоиться и расслабиться. Близость с тем или иным человеком я часто воспринимала через определенный предмет – даже независимо от того, был ли этот предмет в реальности как-то с ним связан. Голубой цвет всегда обозначал для меня тетю Линду, ярко-желтая позолоченная пуговица – одну подругу, осколок цветного стекла – реальную Кэрол, которую я встретила в парке, клетчатая «шотландка» – бабушку, и так далее. Эти связи я выводила из того, что предметы давали мне «ощущение» соответствующих людей. Кроме того, цвета и преломление света были игрушками для ребенка, в мире которого часто недоставало вещей и значений.

Нанесение себе повреждений, а также выходки, сознательно шокирующие окружающих

Так я проверяла, реальна ли я сама и другие люди. Поскольку я никого не воспринимала напрямую – все чувства, так сказать, задерживались на входе и проходили некий психический контроль – легко было усомниться в чьем-то существовании. Кроме того, делая то, что нельзя, я утверждала свое право быть личностью, а не воплощением чьих-то планов и не патологией; как ни парадоксально, безумные выходки становились для меня важными этапами выработки самосознания.

Сознательная неопрятность