Никуда не годится

Ника чувствовала это только однажды — в момент первого поцелуя. Как свету внутри неё дали свободу, как ему разрешили стать видимым, как она — вдруг — оказалась пригодной от прикосновения губ другого человека. Это было её самое большое откровение. Несколько минут жизни. Несколько минут до того, как она услышала внутри голос мамы — «Это никуда не годится, ведь это слишком хорошо для тебя». Несколько минут до того, как она сделала шаг назад и погрузилась в темноту.

«Вот это — твоё».

Железнодорожный вокзал, каменная дорожка через лес, мимо озера вниз и вверх — к морю. Ника остановилась, чтобы перевести дыхание: её слабое сердце не способно выдержать такой детский маршрут, хотя уже выдержало столько всего недетского.

Ника подошла ко входу в кафе и сквозь стекло посмотрела на людей внутри. Нет ли знакомых? Он сидел к ней спиной в черной спортивной кофте и стучал пальцами по столешнице. Ника равнодушно посмотрела на своё мутное отражению в растянутой футболке и бесформенном чёрном худи, поправила волосы и открыла дверь.

Внутри было тепло, пахло жареным кофе, горячим кетчупом и кунжутом. Ника обошла пару столиков и на несколько секунд замерла за его спиной.

Она ещё стоит на той дороге, ты видишь? Она ждёт поцелуя.

— Привет, красавица, — его голос был музыкальным тенором: глубоким, грудным и очень уверенным.

Но Ника смотрела на его чёрную кофту на молнии и чувствовала, как она пахнет: сигаретами и горьким одеколоном. Несколько дней в августе Ника тоже так пахла.

— Я написала.

Ника положила на стол вырванный из блокнота лист и постаралась не встретиться с ним взглядом. Она знала, что произойдёт. Она снова это почувствует — что он видит её настоящей, и это не просто слова, брошенные со сцены. Это его пасхалка, его тайна.

Он потянулся к бумаге, и Ника разглядела на запястье маленькие чёрные буквы.

— Останешься?

— Когда будет готова книга, — сказала она и вышла из кафе.

Ника никогда больше ничего не напишет. Это никуда не годится.