Нильгири: Я - Великий Лабиринт

А затем на Антонио наступил какой-то ублюдок! Да не просто наступил! Ещё и пнул под рёбра! Ушёл, ругаясь на родном для Антонио языке!

Агент Вальдос хотел закричать, но от боли не смог! А потом он узнал "обидчика". По спине, шее и затылку. И едва не заплакал. Только приступ гнева и ненависти помешали его слезам. Собравшись, он с трудом встал, и качаясь, словно пьяный, добрёл до скамейки. Немного придя в себя он сплюнул грязь, и произнёс: - Самбай! Тварь ты слепая - тупорылая! Клянусь: если выживу, я с тебя шкуру спущу!

Самбай болтался в этом холодном грязном городе бездну времени. Искал Вальдоса, искал "тощего седого парня с фотографии, вообразившего себя фараоном", искал хоть какие-то следы проекта "Геон". Безрезультатно! Каждый день Самбай мечтал о возвращении на родину, о теплом ветре, золотом пляже, пальмах под ярко-голубым небом, и всей привычной жизни "в стиле латино". Но начальство отказывало его просьбам о возвращении. Как же он ненавидит этот город и эту страну! За какие грехи его сюда "сослали"?!

Выходя из подъезда дома, где жила его очередная "местная любовница", Самбай споткнулся об какого-то бомжа. Вот же мерзость! Разлёгся специально у него на дороге! В приступе злобы Самбай пнул бедолагу "как следует"! И ушёл, ругаясь на город, страну, начальство, Вальдоса и весь мир "последними словами на малопонятном в этих краях языке". А агент Вальдос, корчась от боли, с ненавистью смотрел ему вслед...

Эпилог

1. Дионетрио: Распавшийся в Лабиринте.

Практически не осознавая себя, Дионетрио бежал по бесконечному лабиринту. Поворот за поворотом, угол за углом, шаг за шагом. Дионетрио очень хотел покинуть "непонятную структуру-ловушку", но не знал, как. Более того, Дионетрио не знал, что с ним происходят "странные метаморфозы". Время от времени "черная сущность" дробилась на "более мелкие копии", и в результате "в условных глазах Дионетрио" и его разуме "лабиринт непрерывно рос в высь и в ширь".

На самом деле по "Внутреннему Лабиринту" безуспешно метались крошечные "чёрные человечки", похожие на тех, что рисуют на "дорожных знаках". Многие были размером с палец, а самые мелкие - не больше спички. По сути, это были "живые фракции" одного, разорванного, "анти-человека". Каждая из "мини-фигурок" стремилась найти "выход". Иногда та или другая "живая фракция" пыталась подорвать себя. Но ничего не получалось! Лабиринт гасил все команды "на подрыв". Вне "Лабиринта" им, наверное, это бы удалось, но покинуть его они никак не могли. Бежали и уменьшались, дробились и глупели. Они кружили "внутри Лабиринта" словно огромная стая мух, утратив "личность" и не замечая мчащихся мимо "себе подобных".

Авель задумчиво смотрел на себя в зеркало. "Топлесс". И понимал, что выглядит откровенно "по-дурацки". Стремительное бегство из "нутра костюма Солнечного Солнца" вынудило его пойти на "рисковый шаг"! С помощью второго из пяти "объединителя невозможного" он "прихлопнул Двойной Лабиринт" прямо себе к животу, и скрипя зубами от боли, выскочил из "чучела", активировав вспышку "Солнечной Линзы".

Пока все возможные и невозможные свидетели пытались проморгаться, он уже бежал в "слепую зону" местной "системы видеонаблюдения" со всей доступной скоростью, тратя на "усиление ног" и "обезболивание" последние "нити ра". Ситуация выходила скверной. Ему "не хватило". По этому пришлось тратить "золотые нити" из "внутреннего каркаса больной руки".

Да, рука после уникального вывиха почти восстановилась, но уменьшение "золотых нитей" сразу дало о себе знать. Но тут выбор был очевиден: либо болит рука, либо корёжит всё тело. "Двойной Лабиринт" с "беснующимися анти-человечками внутри" вызывал то самое "драматически-неприятное состояние", которому ещё до попадания в Верхний мир он придумал название "Кишкокрут".

Одно во всём этом "хорошо": он не потеряет артефакт с "взрывоопасным чёртиком", даже если захочет. Стоя перед зеркалом в одних трико, он "вынужденно любовался" на интегрированный в его тело "Лабиринт". Впечатление такое, что ему на весь живот, бока и нижнюю часть груди сделали большую круглую, как старые советские печати, татуировку. Только в разы больше, чем те печати, и с изображением ветвистого лабиринта, а не советского герба в окружении русских слов. Мысль, что он "останется с такой красотой на всё брюхо ... навсегда" его "неслабо напугала".

К счастью, "татуировка" оказалась просто "побочным явлением интеграции артефакта в организм" и постепенно тускнела. Спустя сутки после "объединения" Лабиринта и человека она почти не видна. Если только присматриваться, да и то, при ярком свете, то - да! А так - вроде кошка живот когтями изодрала. Давно. Недели две назад. И "почти зажило". Вместе с "яркостью татуировки" постепенно сходила и боль.

Адаптация, как без неё! Измученный парень ни о какой культивации не думал. Всё время ходил по комнате в "ушехе", чтобы ускорить работу "скарабея". А как только "хепри" свивал "золотую нить", Ра тут же тратил её на обезболивание.