Нильгири: Я - Великий Лабиринт

– А что нам ещё делать? Нам бы сидеть да бумажки писать, но о чём? Я вообще не понимаю, с какого краю за дело взяться. Вся ситуация странная и непонятная. Вне шаблонов. Мы точно знаем только четыре факта: (1) Авель Аверьянов вернулся, (2) в клане Аверьяновых идет жестокая грызня за деньги и власть, (3) в первый же день пребывания его в больнице вместо родных приехал «дворецкий», (4) а «на сейчас» к нему в окно лезет полоумный репортер. Понятно, что по первым тём пунктам нам к семейству Аверьяновых пока не подобраться. Тут особое разрешение нужно. И полномочия. А их пока у нас нет. Так что сам Бог велел нам Степашку проверить. Вернее, попытаться найти тех, кто натолкнул этого фантазёра на мысль «лично проверить состояние жертвы похищения» - сказав это, Евгений Витальевич снова закинул в рот мятную конфетку. Как-то голод перебивает, и вроде думать помогает.

К дому Степашки они подъехали минут через двадцать. – Улица Куланина 42/б. Квартира 87, 3 этаж. Без лифта, - прочитал Старовойтов с телефона. – Ну, пошли! – хлопнув себя по колену, сказал Евгений Витальевич. Выйдя из машины, они обнаружили около дома Степашки какую-то странную возню: грузовик, рабочие в оранжевых жилетах, где-то рядом гудела какая-то техника. Жильцов возле дома тоже видно не было. – «Видимо, что-то ЖКХ ремонтируют!» - догадался Влад. Они зашли в обшарпанный, исписанный непристойностями подъезд, без энтузиазма поднялись по лестнице на третий этаж. Ноль. Нашли квартиру 87 аж на четвёртом! Опечатка, что-ли в сведеньях? Может быть. Тут реорганизация, "человеческий фактор". Могли и ошибиться при наборе текста. Ну, не важно! Позвонили в дверной звонок. Дверь открыл мужик в серой майке лет так под сорок пять: - Вам кого?. – Следователи городской прокуратуры Ляшко и Старовойтов, - показали они «корочки». – А собственно, в чём дело? - спросил мужик в майке. - Мы ведем расследование преступления, в котором случайно или нет, но оказался замешан Степан Беспалько. Он – ваш родственник?

Мужик в майке мигнул обоими глазами. – Младший брат. Он в порядке? – Ну, он пытался проникнуть в больничную палату на втором этаже к человеку, который был похищен и вернулся при неясных обстоятельствах. Теперь ваш брат сам находится на лечении с травмами после падения. – Вот оно как! – мужик в майке снова странно мигнул обоими глазами. – А вы, собственно, кто по имени отчеству? – А! Так это, я брат его старший, Богдан Беспалько. У нас с ним пять лет разницы, да. А, ладно, чего мы стоим здесь, заходите, у меня сейчас чайник вскипел, чайку попьём, поговорим.

Вскоре они уже пили чай с твердым печеньем и мёдом. – А какое обвинение этому дурню предъявляют? – спросил старший брат. – Да пока никакого, но очень неудачно он в это дело влез! – ответил Евгений Витальевич. Вадим кивнул: – Мы его столько раз отпускали без последствий, но сейчас дело слишком серьёзное, так что на него могут захотеть всех собак и повесить. Мы-то понимаем, что у него просто не хватает мозгов, но в наших структурах не все такие гуманисты. Объявят его «главным подозреваемым», и что потом нам делать? Вынудят подчиниться, чтобы о результатах рапортовать! И мы ничего против сделать не сможем. Поэтому, пока этого не произошло, пытаемся понять, не происходило ли с вашим братом чего-то странного недавно? Может, друзья какие-то новые появились, или какие-то «мутные дела»? Да и вообще, почему он такой дурной и бесстрашный?

Богдан Беспалько допил чай, уперевшись взглядом в какую-то точку на обеденном столе, о чем-то думая. И затем со вздохом сказал: - Ну, это моя, признаюсь, вина. Мой грех. В детстве, я плохо понимал, что можно, что нельзя. И как-то, когда мы были мелкими пацанами, летом у бабки на огороде затеяли мы со Стёпкой в «войнушки» играть. Баррикаду сделали из травы и всякого хлама. И один, типа, атаковал, а другой – «в крепости сидел». И поскольку мозгов было мало, стали кидать друг в друга комки засохшей земли, очень твёрдой, и даже камни. Ну и попали друг другу «по башке». Он мне – «закаменевшей грязью», а я ему – камнем. Итог – у меня вмятина в голове и кожа рассечена, а он в больнице с бабкой месяц лежал. А я один на хозяйстве был. Месяц. Очень неприятно вспоминать. Вот с тех пор у Стёпки и появились некоторые «отклонения» в психике. И в итоге стал он вот таким – дурным и бесстрашным! Влезает постоянно в неприятности, то одно, то другое. А я вину чувствую. Потому что это я его таким сделал. По детской тупости своей.

- Стойте, разве бабка у вас не знахарка? – удивился Влад, - а вы говорите, что она месяц с ним в больнице? – А, так он вам эту свою мифологию уже успел рассказать?! – хмыкнул Богдан. – В смысле – «мифологию»? Наврал, что-ли? – переспросил Старовойтов. – Да какое-там «наврал»! – махнул рукой Богдан, - Я же говорю – травма головы это! Детская! Бабка у нас была нормальная, коммунистка, атеистка, в школе учителем работала, потом – в садике детском. Заведующей.