Нильс Люне

Йерриль склонился над ним, вслушиваясь.

— Вы хотите мне добра, — шепнул Нильс, — да только… — И он решительно покачал головой.

В комнате долго было тихо, лишь вечное «ох–ой!» крестьянского малого медленно рубило тишину на куски.

Йерриль встал.

— Прощайте, Люне, — сказал он. — Все же прекрасная смерть — умереть за наше бедное отечество.

— Да, — сказал Нильс. — Но не так мечтали мы исполнить свой долг помните? — давным–давно.

Йерриль ушел; придя к себе, он долго стоял у окна и смотрел на звезды.

— Если бы я был Бог, — пробормотал он и про себя добавил: «…и дарил бы вечное блаженство тому, кто не кается до последнего».

Боль все страшней мучила Нильса, рвала ему грудь, стала нестерпима. Как бы хорошо было иметь Бога, чтобы плакать и молиться.

К утру начался бред; воспаление быстро развивалось.

И так длилось еще двое суток.

Когда Йерриль в последний раз зашел к Нильсу Люне, он бредил о доспехах и о том, что он умрет стоя.

И наконец пришла смерть, трудная смерть.