Нимб над Мефистофелем

Мы вошли. Матрена оказалась калиброванной Муркой. Роста маленького, но в три обхвата, щеки Матрены налитые и, казалось, вот-вот треснут, брови густо выкрашены в черный цвет, волосы сильно завиты. На ней был цветастый халат до пола, она курила папиросу и продолжала раскладывать пасьянс, лишь мельком взглянув на нас.

– Мне нужен Брага, – с порога сказал Чехонин.

– А ты кто такой? – спросила Матрена, перекладывая карты.

– Капитан Чехонин. Уголовный розыск.

Матрена развернулась к нам всей своей массой, вынула изо рта папиросу, выпустила густую струю дыма. Ее поросячьи глазки раскрылись, поблескивая задорным удивлением, бордовые губы раскрывались неторопливо:

– Ты, видать, из смелых. Люблю таких. Ко мне чего приперся?

– Твой адресок дали.

– Давалку ту отобью. Нету у меня Браги. Где он – не знаю.

– А ты узнай и передай, чтоб завтра был в пять вечера на площади у памятника товарищу Сталину. Брать его не буду, потолковать хочу. У нас мокрое дело, женщину убили, Брага к ней захаживал. Он на мокруху не ходит, я знаю, но если завтра не придет ко мне на свиданку, пойдет по мокрухе он. И тогда ему ничто не поможет, поймаем. Так и передай: придет – не он убил, не придет – повесим на него.

Не дожидаясь ответа Матрены, Чехонин вышел, я за ним. Мне представилась редкая возможность повстречать человека-глыбу, который не распылялся попусту ни в словах, ни в жестах, ни в делах. Рядом ним остальные выглядели ничтожно мелкими, включая меня, его побаивались все, хотя он сроду даже голоса не повышал. И когда говорил с Матреной, во мне зрела уверенность, что бабенка не только передаст Браге его приказ, но и уговорит пойти на встречу.

Так я рассуждал сам с собой о Чехонине, возвращаясь домой. А жил я с мамой тоже в неспокойном районе, но все же не в Блошихе. Мы квартировали в четырехэтажном доме, вокруг было полно уцелевших маленьких хаток иногда без заборов, полно и разрушенных, от которых остались одни стены. Вдруг я услышал сдавленный женский крик:

– Помогите! На помощь...

Определив, откуда крик, совершенно не думая об опасности, я кинулся к полуразрушенной хате, перескочил через канавки и груды щебня, очутился внутри. Двое насиловали женщину, повалив ее на гнилые доски пола. Я ринулся к ним, завязалась драка. Меня учил один наш сотрудник кое-каким приемам, но применить их на деле мне пришлось впервой. Однако моя неопытность не помешала, и вскоре насильники трусливо бежали. Я подошел к женщине, присел:

– Как вы? Они вам что-нибудь сделали?

– Не успели, – всхлипывала она. – Спасибо вам... Вы настоящий герой. Не могли бы меня проводить?

– Конечно. Давайте руку.

Мы вышли на улицу, я помогал женщине перепрыгивать бугорки и канавки, держа ее за руку и чувствуя, как она дрожит. Когда очутились перед фонарем, она оглядела свою одежду, вздохнула:

– Чулки порвались. А я их выменяла на тетину пудреницу. Меня зовут Агния, что означает огонь. А вас?

Я немного смутился. Моя спасенная была старше меня, моего роста, с прехорошенькой мордахой и чистыми глазами. Встретив ее на улице, я бы прошел мимо, но после того, как выручил ее из беды, она как бы стала частью меня и показалась мне красивой девушкой, с прекрасным именем, а мое имя... Только другого не было, я пожал протянутую ладошку и назвался:

– Устин.

Агния взяла меня под руку, а под руку с девушками я никогда не ходил, поэтому весь одеревенел, опасался сделать неловкое движение.

– Вы так смело бросились мне на помощь... Не страшно было? – спросила она, заглядывая мне в лицо. – Ведь их было двое, а вы один...

– Я об этом не думал, – ответил я совершенно честно. Ее восторги оказались чертовски приятны. Наконец свершилось – я чувствовал себя героем, прямо-таки распух от важности.

– А я бы подумала, – вздохнула Агния. – Нет, не решилась бы. Мне стыдно признаться, но я большая трусиха, всего боюсь.

– Почему же ночью вы оказались одна на улице?

– У подруги заболталась, потом побежала, а тут они... затащили в тот дом... Думала, конец мне пришел. Вы любите жизнь? – Она вдруг звонко рассмеялась. – Глупый вопрос, не правда ли? Кто же ее не любит, особенно сейчас, когда нет войны. Но я люблю жизнь со всеми ее неприятностями, трудностями, грехами. Верю, что впереди много счастливых, незабываемых дней. Мне интересно жить каждый час, каждую минуту, хочется все успеть, все изведать, все попробовать.

Агния говорила просто, легко и в то же время необычно, я так не умел, поэтому помалкивал, чтоб не показаться дураком. Было приятно идти с ней под руку и хотелось, чтоб дорога никогда не кончилась.

– Вы нездешняя? – спросил я, заполняя паузу, опять же опасаясь показаться полным болваном, не умеющим связать два слова.

– Недавно здесь поселилась. Моя тетка – она была инвалидом – прописала меня в своей квартире, не так давно умерла. Я никак не найду дела по душе, ничего не умею и проживаю то, что оставила тетя. Чем вы занимаетесь, Устин?

– Работаю, – сказал я. И преподнес место работы скромно, но не избежал гордости в интонации: – В уголовном розыске.