Нимб над Мефистофелем

Недавно ко мне приходили следователи, они показали фотографию убитой Ирины. Сказали, что по всем показателям ее зарезала женщина. Меня кольнула одна чудовищная мысль, но я тут же отбросил подозрения. Но покой в душе не наступил. Я позвонил тете Наташе из больницы, а она сразу спросила, как ты справляешься. Твоя тетя сообщила мне, что ты пишешь ей регулярно, так что она в курсе, как мое самочувствии. У меня был шок. Тебя ведь не было рядом со мной ни одной минуты! Я что-то мямлил в ответ и одновременно сопоставлял. Зачем тебе понадобилось убеждать тетю, будто ты у меня? И я понял. Ты действительно находилась в городе, но приехала... к Ирине. После моего письма, так? И она тебя впустила в квартиру, потому что считала себя сильнее. Неужели ты расправилась с ней? Зачем? Что тебе это дало? Конечно, Ирина была опасна, она не шутила, что всю нашу породу изведет, но ты... Разве не было другого способа обезопасить себя и нас? Нет, я до сих пор не верю! Да только изнутри меня точит червяк сомнения, он вытягивает из меня силы хуже моей болезни. А вдруг я ошибаюсь насчет тебя?

Лидочка, я ничего не сказал следователям. Не смог, хотя должен был. Напротив, я уводил их от тебя, сказал, что подозреваю в убийстве своего брата... Сашу. Я оболгал хорошего человека, потому и чувствую себя прескверно, предателем. Как бы хотелось увидеть тебя! Тогда бы и без слов мне стало понятно, насколько я прав. И хотелось бы ошибиться. Лида, если ты успеешь, приезжай. На один час, на пять минут. Я не хочу уйти с сомнениями и запятнанной совестью. Или позвони и скажи: это ты? Никого не бойся, о моем письме никто не узнает. Прощай. Твой дядя Федор».

Илья с трудом сглотнул комок в горле. Ему стало не по себе от только что прочитанных страшных строк, пронизанных болью, отчаянием и любовью. В то же время в голове журналиста роилась тьма мыслей – это всего лишь подозрения, внушенные Федору Михайловичу Ириной, затем следователем Чехониным. Доказательств нет. А есть одно обстоятельство, говорящее в пользу Лидочки.

– Вы отправили письмо? – спросил Илья Машу.

– Да, – коротко ответила женщина. Но в ее ответе прозвучала какя-то... недосказанная интонация.

– В таком случае, Федор Михайлович ошибся.

– Почему вы так думаете?

– Если Лидочка убийца, сметавшая со своего пути всех, кто мог бы указать на нее, то за знание содержания этого письма она должна была убить и вас.

Маша несколько секунд смотрела прямо в глаза Илье, словно собиралась с последними силами. Но вот губы ее дрогнули:

– Убили мою сестру. Через месяц после того, как я отправила письмо.

Она налила в стакан воды, отпила. Илья не понимал, какая может быть связь между письмом и сестрой. Маша, кажется, не расслышала: ведь именно ее должна была бы убить Лидочка, а не сестру.

– Вам странно? – горько усмехнулась собеседница. – А странности нет. Мы с сестрой были близнецами. Когда находились рядом, нас различали, а по отдельности путались даже мать с отцом, не говоря о чужих людях. В тот ужасный день сестра возвращалась домой поздно, и... Ее нашел в подъезде сосед, возвращавшийся после смены. К тому времени она потеряла слишком много крови.

– Вон оно что... – медленно, тягуче произнес Илья. Картина ему стала ясна. Только все равно никак не верилось. – Полагаю, убили ножом? Выстрелы услышали бы соседи, и тогда они нашли бы вашу сестру.

– Да, ей нанесли два удара в брюшную полость.

Два удара. Чтоб наверняка. И Француз был убит двумя ударами ножа. Это называется – почерк убийцы. Илья не решался задать еще один вопрос, потому что догадывался, какой будет ответ на него, поэтому возникла минутная пауза. И все же он наконец спросил:

– Вы носили черновик письма в милицию?

– Нет, – едва выговорила Маша.

– Почему?! – яростно прошипел побагровевший Илья. Именно этот ответ, это «нет» он мысленно услышал еще до своего вопроса.

– Я... я... испугалась. – Маша заплакала. – Да, да, испугалась. И никому не говорила о своих догадках. Я уволилась и сидела дома, потом уехала учиться в институт. Потом... Потом прошло время, оно стирает страх, и человеку начинает казаться, что все не так, как он себе представлял...

Гнев сменила жалость. Илья прекрасно понимал, в каком состоянии была тогда Маша, да и сейчас оно не лучше. Только теперь ее терзает сознание собственной вины, а исправить уже ничего невозможно. Илья положил ладонь на руку женщины, с мягким укором произнес:

– Вы допустили большую ошибку. Надо было отнести.

– Я знаю, – всхлипнула Маша. – Мучительно думать, что я могла помочь поймать убийцу, но из-за страха не сделала этого. А еще меня удержало, наверное, то, что я поклялась Федору Михайловичу не показывать письмо никому. Слово, данное умирающему... оно связало меня по рукам и ногам. И продолжало связывать все последние годы. Забирайте письмо, не хочу его держать у себя.

Илья положил письмо в сумку, Маша провела его к выходу. Переступив порог, он обернулся, сжал Машину кисть:

– Постарайтесь обо всем забыть.

– Это невозможно, – виновато улыбнулась она и бесшумно закрыла дверь.