Нимфоманка

— В отделение, где она лежала, поступили трое бандитов с легкими травмами после драки. Они, видимо, быстро очухались и надумали слегка позабавиться, рассеять больничную скуку. Эти парни откуда-то знали, что Мила — человек фактически без прошлого. То есть человек, которого, можно сказать, не существует. Они решили воспользоваться ее полной незащищенностью — ведь она не могла даже в милицию обратиться, поскольку и фамилии тогда не имела, не говоря уж о паспорте. Однажды бандиты подкараулили Милу, затащили в курилку и, заперев дверь, изнасиловали, все трое почти одновременно, сопровождая свои действия издевательскими комментариями. Конечно, она испытала жесточайший шок. Но при этом получила мазохистское удовольствие от акта насилия. Такое иногда бывает… Да, она испытала ужас, омерзение, но и пережитое ею наслаждение было огромно. Видимо, его причиной стали вводимые тогда Миле препараты, вызвавшие сильный сексуальный голод. И вот тут, как говорится, нашла коса на камень. Мила остро устыдилась своего наслаждения, решила, что оно является изменой ее прежнему возлюбленному и что она теперь — конченая женщина. Кроме того, ее буквально потрясло столь откровенное торжество зла, его полная безнаказанность. Она ощутила всевластие зла в этом мире. Помни, она тогда еще не вполне оправилась после аварии и ее разум был достаточно хрупким, неустойчивым. И вот в ее подсознании сложилась такая установка: если уж она сама столь омерзительна, что может испытывать удовольствие от издевательств над собой, если уж она изменила человеку, которого любила и надеялась встретить опять, если уж она не сохранила себя для него, то она должна хотя бы защитить других людей от торжествующего зла, принять его на себя и таким образом отвести от остальных. Подчеркиваю, это не было сознательным решением, это выстроилось в ее подсознании независимо от нее самой, в результате пережитого, почти мгновенно. У нее сформировалась неосознанная убежденность, что ее главное предназначение — отдаваться подонкам, чтобы зло, которое они несут, изливалось на нее и этого зла оставалось в мире меньше. Таким образом она как бы защитит от него человечество. И ее организм, тогда еще восстанавливающийся, стал формировать себя в полном соответствии с этой установкой. Она превратилась в нимфоманку-мазохистку, причем вся ее физиология перестроилась так, что поставила организм в зависимость от удовлетворения патологических сексуальных потребностей. Она стала нуждаться в регулярных изнасилованиях…

— И у нее не было шансов переломить себя?

— Шанс был. Когда вы встретились, она опознала тебя — телом опознала, а не сознанием, ведь память к ней так и не вернулась, — и когда ты как бы отпустил ей грехи, она могла выкарабкаться. Ее природную страсть утоляла твоя мужская сила, а ее любовь к тебе и верность как бы искупали прежнюю вину. И то, что ты простил ее, снял с нее грех, было очень важно. Ее организм, видимо, начал перестраиваться, борьба со злом из формы отвлечения его на себя переходила в форму активного утверждения добра — любовью к тебе, верностью к тебе. Однако тут — новый страшный шок. Ей сообщают о твоей смерти, причем сообщают в такой форме, сопровождая это такими действиями, которые убеждают ее полностью. То есть она уверена, что ты погиб. И абсолютное торжество зла в мире кажется ей неотвратимым. Она решает последний раз отвлечь зло на себя, после чего умереть. Но вдруг оказывается — ты жив. И ее новая вина перед тобой, ее страх за твою жизнь возвращают ей прежнюю подсознательную установку: отвлекать зло на себя, но уже не просто от абстрактного человечества, а в первую очередь от тебя. Она своим поведением как бы защищает тебя, понимаешь?

— Понимаю. Другого не понимаю. Почему ее нельзя вылечить? Мне кажется, достаточно объяснить ей все это…

— Нет, Север, все не так просто. Видишь ли, организм у Милы стал своего рода барометром, реагирующим на духовную атмосферу общества. Если зла вокруг слишком много, она стремится снизить его количество… единственным доступным ей способом. И тут никакие убеждения, никакие лекарства не помогут, поскольку этот механизм у нее — физиологический, ставший почти безусловным рефлексом. Ведь Мила пыталась противостоять болезни сознательно. Результат ты знаешь. Хорошо еще, ты не позволял ей заходить слишком далеко в подобных экспериментах. Иначе уже был бы вдовцом.

— Но где же выход?! Как помочь ей?! — воскликнул Север отчаянно.

— Попробуй переделать мир, — невесело пошутил Павел. — Сделай его добрее…

— Я уже пытался… говорят. Пустой номер. Может, нам с ней уехать из России? Куда-нибудь в спокойные страны?