Нина

Мама проснулась и покачиваясь прошла в коридор, открыла крышку подвала и с ругательствами спустилась вниз. Через минуту вернулась уже с кривой улыбкой и бутылкой, в которой болтыхалась мутная жидкость. Она прошла в кухню, налила из бутылки полный стакан, выпила и съела сосиску. Глубоко вдохнула, сморщив нос выдохнула, и вернулась в комнату.

– Где сдача!? – хрипло гаркнула она.

Нина поспешила к курточке, вынула из кармана оставшуюся мелочь и побежала к матери.

– Вот, – произнесла она, протягивая ручонку.

– Сколько потратила?

Нина задумалась, позагибала пальцы.

– Восемьдесят три.

Галина пересчитала мелочь.

– А почему здесь пятнадцать?

И тут глаза Нины округлились. Она забыла о пакете.

– Ну! Говори! – хрипло прошипела мама.

Нина виновато опустила глаза, шмыгнула носиком и произнесла:

– Я пакет купила.

Галина привстала и уставилась на дочь исподлобья.

– Ты что, дрянь, я же говорила не покупать пакеты, а брать из дома! – она уселась на край кровати и толкнула Нину в лоб. Та сделала несколько шатких шагов назад и упала. Галина поднялась. Схватила девочку за руки выше локтей и тряхнула со словами: – Ты тупая!? Сколько раз можно было говорить, чтобы ты не тратила деньги на всякую ерунду!? Иди сюда!

Галина схватила одной рукой девочку за запястья, обхватив их, словно кольцом и потянула в соседнюю комнату. Взяв, стоявшую в углу деревянную рейку, она вытянула руки девочки и прижала к полу.

– Ты будешь получать до тех пор, пока не научишься понимать! – с этими словами она замахнулась и обрушила рейку на пальцы девочки.

– Сгинь с глаз долой!

Нина с криком, вперемежку с плачем, забежала в свою комнату, залезла под одеяло и прижала к лицу пульсирующие от боли пальцы. По щекам текли слезы. Она подула на пальцы и попыталась их согнуть, но острая боль не позволила этого сделать.

Нина старалась сдерживать себя и громко не плакать. У мамы часто болела голова и из-за плача она могла рассердиться еще больше. Тогда в ход могла пойти не только рейка, и не только по пальцам.

Плача и сдерживая плач одновременно, Нина уснула. Ей снилось, как мама и дядя Рома, и дядя Жора, и дядя Гена смотрят на ее изуродованные пальцы и смеются. Тычут в нее своими опухшими, коричневыми от сигарет, кривыми, но целыми пальцами, и смеются. От смеха их лица краснеют, а из пастей пахнет мутной жидкостью. И слюни летят во все стороны.

Следующие три дня Нина питалась купленными и спрятанными в злосчастный день сосисками, и кукурузными палочками. Она доставала каждую палочку очень осторожно, чтобы не зашуршать упаковкой. Иначе мама могла услышать и отобрать. После Нининых оплошностей и наказаний от мамы, всегда были тяжелые, голодные дни. Дни, в которые Нина, по словам мамы, должна была осознавать свои ошибки.

Галина в эти дни жила как обычно: выпивала, много спала и ждала Георгия. Тот заявлялся перед выходными уже подшофе.

Так произошло и в этот раз. В пятницу, когда солнце нависло над горизонтом, отсвечивая багряным от снега, раздался стук в дверь. Калитку замыкать у Галины не было привычки, да и заходить к ней во двор желания ни у кого не было, если нет нужды.

– Нина, тебе пора пойти погулять! – бросила Галина, изображая улыбку и поспешила впустить гостя. В дверях возник Георгий. Крупный, с выпирающим из поношенной куртки животом и круглым, небритым лицом.

– Привет, Нинк, – Георгий подмигнул поросячьим глазом и кивнул. – Как дела?

– Хорошо, – выдавила Нина, громко сглотнув.

– Давай-давай, доченька, одевайся, – торопила Галина.

Нина накинула колготки и маечку, и выскочила в коридор за курточкой, где оставила ее накануне. Закрыла дверь из комнаты в коридор и обернулась. Мама обычно выпроваживала ее во двор и замыкала входную дверь. Но сейчас мама не торопилась и о чем-то говорила с гостем. Нина бросила быстрый взгляд на крышку подвала и снова на дверь. Маминых шагов не было слышно. Девочка быстренько подбежала и открыла крышку подвала, затем рванула к выходу, хлопнула входной дверью и назад к подвалу.