Ниндзя

— Что ты говоришь? Подойди еще ближе. Я не слышу тебя. Его лицо исказилось от боли, но спустя мгновение от этой гримасы не осталось и следа. Наверное, в этом и состоит основное отличие японцев от всех остальных народов: за многочисленными покровами благородного долга и сыновней любви скрывается твердый, непоколебимый дух, который заставляет их идти вперед и никогда не отступать.

Николасу хотелось спать. Его тело оправилось от шока, и теперь его охватила усталость.

— Ты воображаешь, что победил, но ты заблуждаешься, — задыхаясь прошептал Сайго. Из уголка его рта стекала тонкая струйка крови. Он по-змеиному слизал ее языком. — Может, ты подойдешь поближе, чтобы мне не приходилось кричать? Хорошо. — В глазах Сайго зажегся холодный огонь. — Ты, верно, думаешь, что Юкио жива, вышла за кого-нибудь замуж и часто вспоминает тебя? Нет, это не так!

Сайго попытался засмеяться, но зашелся кашлем и сплюнул кровью. Он посмотрел Николасу в глаза и сказал:

— Она лежит на дне пролива Симоносэки, дорогой братец, в том самом месте, куда я ее сбросил... Она любила тебя, ты знаешь. Всем сердцем. Конечно, я мог накачать ее наркотиками, как в ту ночь, и на время она бы забыла о тебе. Но каждый раз все повторялось снова.

В конце концов, это довело меня до отчаяния. Она была единственной женщиной, которая... которую... а без нее были только мужчины, мужчины и снова мужчины...

Глаза Сайго пылали как угли. Струйка крови стала шире; тяжелые капли падали с его подбородка, как краска с кисти небрежного живописца.

— Ты заставил меня убить ее, Николас, — в голосе Сайго зазвучал неожиданный упрек. — Если бы она не любила тебя...

— Если бы, — отрезал Николас. Меч в его руках блеснул как живое существо, словно он был посланником Божиим.

Голова Сайго описала полукруг и покатилась по тротуару, оставляя за собой красный след как хвост кометы; наконец она остановилась рядом с мячиком, который забыл здесь какой-то ребенок.

В ногах у Николаса журчала вода, лаская его, как далекий прибой.

Вполне понятно, что Кроукеру не терпелось узнать, Сайго удалось это сделать, и он заставил Николаса спуститься в морг и посмотреть на тело.

— Черт возьми, — буркнул лейтенант. — Мы бы ни за что не догадались.

Николас посмотрел на изуродованное тело. Это был японец, такого же роста и веса, как Сайго. Разумеется, тщательное вскрытие показало бы различия в мускулатуре: этот человек не мог быть таким же тренированным. Но это могло случиться только в том случае, если бы кто-то ожидал найти различия.

Николас протянул руку и повернул голову трупа набок:

— Вот, смотри.

— Ну и что? — Кроукер вглядывался в то место, на которое показал Николас. — Шея сломана. Ну и что? Так всегда бывает после падения с такой высоты.

— Нет, Лью. Дело в том, как она сломана. Я однажды видел такой перелом, много лет назад. Кости срезаны словно скальпелем. Это коппо, Лью, — прием ниндзюцу.

— Господи, — изумился Кроукер. — Он убил человека только для того, чтобы нас провести. Николас кивнул.

— Злодеяние внутри злодеяния.

* * *

Он прислушивался к темноте. К волнам, которые со вздохом поднимались и опускались на песок, снова и снова, как его собственное дыхание.

Он думал о Японии. О полковнике, о Цзон, о Сайго и, конечно, о Юкио.

Теперь все стало на свои места; месть свершилась, и запутанные нити смотались в аккуратные клубки.

Гнев, охвативший Николаса при словах Сайго, казался теперь потухшим угольком. Он вспомнил свой сон, и у той женщины появилось лицо. Только теперь он начал понимать все величие жертвы, которую принесла Юкио. Она могла бы в любой момент убежать от Сайго. И куда бы она пришла? Туда, где она хотела быть, — к нему. Как сказал Фукасиги: “... тогда ты был еще не готов. Он расправился бы с тобой...” Теперь Николас знал, насколько справедливы были эти слова. Оставаясь с Сайго, Юкио сдерживала его гнев: по крайней мере, он мог быть доволен тем, что она была с ним, а не с Николасом. Юкио отдала свою жизнь за него. Мигавари-ни тацу.

“Но почему вы так горько плачете? Какое несчастье вас постигло?” — “Ужасная, постыдная смерть. И пока я не буду отомщена, моя душа вынуждена скитаться”.

Но теперь этим скитаниям пришел конец.

Николас почувствовал, как сзади приближается Жюстина, и его охватил безмятежный покой, словно он вернулся в родной дом, окруженный знакомыми с детства высокими соснами. Теплый ветерок ласково согрел его изнутри, и он закрыл глаза, почувствовав прикосновение ее рук и губ.

— У тебя все в порядке?

— Да. Да. — Они тихонько покачивались, как два листа на ветке. — Море сейчас такое синее.

— Это потому, что в нем отражается Небо. Жюстина прижалась щекой к его плечу.

— Мне недостает Дока Дирфорта.

— Мне тоже. — Николас посмотрел на море. — Скоро приедут его дочери.

— Должно быть, Сайго искал там отца — но причем тут Док?

— Не знаю, — мягко сказал Николас. — Наверно, он что-то заподозрил. — Но его мысли были далеко.

Потом они обедали на веранде, и ветер трепал ее волосы и уносил бумажные салфетки далеко в лиловые дюны.