Нинка

Оказалось, далеко не все пошли на лекции. Вскоре в мою комнату стало набиваться страждущее студенчество. Саша Лекух, прозаик из темного хутора дружественной нам Украины, принес кусок засоленного порося. Сыктывкарский поэт Игорь Вавилов разыскал стулья. Пришлось еще раза два бегать за водкой. Попеременное тостирование сменилось хором. Каждый выбрал себе собеседника и делился переживаниями. Только Стасик обращался к чему-то абстрактному, запрокинув голову:

- Допустим, вселенная конечная...

- Не-е, Есенин мне не нравится, - говорил поэт-заумист Олег Ядыкин просто поэту Гене Юшкову. - Я вообще против балалаечнины в поэзии...

- Но если вселенная конечна, то за этим концом опять же что-то должно быть... - продолжал Стасик.

- Да ты пойми, - убеждал Игорь Вавилов Сашу Лекуха, - Пушкин и Лермонтов - это совершенно разные вещи. Пушкин - это попса, а Лермонтов рок!..

- Не надо мне Есенина цитировать! Я его и так знаю. Ты лучше настоящих поэтов почитай - Борис Пастернак, Темичджан Мормыш-Ула...

- А имеет ли это нечто конец или не имеет?..

- Вавилов, ты наивен! Неужели ты думаешь, что можно провести точную границу между поэзией и прозой? Ну, допустим, "лучшие слова в лучшем порядке". А в прозе - не так?..

- Поэзия везде, где есть внешнее усилие стиля.

- Значит, вселенная бесконечна...

- Не надо мне Есенина цитировать! Ты еще скажи, что Высоцкий - поэт... "Шура, поезжайте в Киев..."

- Что значит - внешнее усилие? Внешнее усилие - это в туалете.

- Сноб всегда считает себя просвещенным.

- Мальчики, не ссорьтесь!.. - вступалась Нинка.

- Но ничто не может быть бесконечным... - Стасик был возбужден и светился иконостасом.

Я откровенно загрустил. Литературоведения мне и на семинарах хватало, а от философии, того гляди, и так в запой уйду. Я загасил окурок и пошел в туалет. Писсуар своим видом говорил о возмутительности происходящего. На двери кабинки кто-то вывел каллиграфическим почерком:

А в деревне Серево

есть большое дерево:

под ветвями - котяхи...

Все бы вам - "ха-ха, хи-хи..."

Поистине, неистощима творческая сила. И неисчерпаемы причины, ее порождающие... А вообще, стены общественных туалетов уже давно стали напоминать мне самиздатовскую литературу. Та же безмеркантильность и тот же порыв к чистому искусству. Правда, тематика пока еще хромает...

Возвращаясь, я осознал, насколько пьян. Еще два-три тоста - и иссякну. Не заходя в комнату, я вызвал Нинку:

- Пойдем к тебе, - предлагаю.

- Зачем?

- Потискаемся.

- А как же остальные?

- А зачем мне сподвижники?..

Проснулся я уже за полночь. Кряхтя, доковылял до стола и надолго присосался к бутылке с водой. Казалось, кто-то скрутил мои мозги колючей проволокой. Меня трясло.

Нинка тоже не обрадовалась пробуждению. Жестом попросила воды.

Я оделся и пошел умываться - нужно было смыть с ресниц запекшиеся слезы. Были слышно, что во многих комнатах гуляют. Пора начинать соображать насчет подлечиться.

Возвращаясь, я остановился около лифта. Внезапно накатила невидимая волна, и все тело покрылось испариной. Невыносимо тошнило. И тут я отчетливо понял, что начинается "белочка". Большой шар огненного цвета бесшумно лопнул возле глаз. Рядом двигалось что-то плавное с полотенцем на голове. "А вот сэгодня - точно жэнский дэнь", - сказало оно. Где-то зазвонил будильник. По лестнице вверх пробежала кошка. Мне почему-то подумалось, что она набожна. Затем с верхних этажей промаршировал строй трубочистов в мохнатых папахах из невинных барашков. Они пели какую-то бодрую песню на непонятном языке. Но смысл ее был ясен - за сложнейшими музыкальными интонациями проглядывалось хроническое неблагополучие.

Я сполз по стене на пол. Еще один огненный шар беззвучно разорвался перед носом. Что-то рановато "белочка" явилась, подумал я. Какие-то плоскогорья и вершины заслонили видимость. А потом все померкло...

Осознал я себя склоненным над эмалированной раковиной и умывающимся. Причем - в умывальной комнате другого этажа. Как я сюда добрался - выяснять не было сил. Меня стошнило бесцветной пеной. Снова окатило обильным потом. Я прильнул губами к крану и жадно пил. Вода по вкусу и запаху напоминала свинец.

"Белочка", делирий, - думал я. Сантехник, сделавший эти краны, уже умер давно. Все мы смертны. "Прискорбна есть душа моя до смерти". Тоска... Тоска багрянистая. В нечистом исподнем. Боже-Боже! взывает к Тебе душа пылающая, купинка неопалимая. Спаси меня от этого помрачения. От этих дней, сваливающихся на мою несчастную головушку. От этих коней бледных и акридов прожорливых. Забери меня, где живут лучшие ощущения, и я буду послушно сидеть на ковре, покуда не явится знамение...

Умывайся, Руслан Брюзжащий, умывайся. Маета мает, сказал Екклесиаст, все - маета. Почисть камзол и иди опохмеляться, покуда приступ не повторился. "Белочка" приходит с похмелья. Триллер... Откуда эти водоросли?.. Да всю голову - под струю. Не дай мозгам закипеть, водица студеная. Не дай уколупнуть меня горячке проклятой...