«Да повестка дня-то у нас не сказать чтоб богатая… Но мне и этого довольно».
— Сейчас придумаем, — сказал Сергей, отключая общий свет. — Давай перекусим?
— …Я все вспоминаю тот абзац о театральных представлениях с раздеванием, — как бы невзначай начал разводку Сергей. Они уже сидели в креслах у круглого столика на ножке и ужинали. При свечах.
— А что? — откликнулась она. — Это исторический факт.
— Как бы нам постановочный кадр сделать на эту тему?
— Делай. Я мебель пока не забираю.
Сергей принес две чашки кофе.
— Ой, теперь с коньяком? — отняла чашку от губ Ниоле.
— Угу, капнул чуть-чуть.
«Не только с коньяком… Пей, девочка, пей!»
— Здорово у тебя кофе получается.
— Ну, — пожал плечами Сергей, — пролечу как фотохудожник, пойду в бармены.
— Ну что ты! — вытаращила глаза Ниоле. — Все у тебя получится.
— Допила?
— Да, а что?
— Сядь у камина на шкурку и гляди на огонь. Я тебя в контражур…
— …щелбахну, — рассмеялась она.
Сергей сделал небольшой заполняющий свет. Ниоле села на шкуру напротив камина.
— Ручку чуть отставь и ножки вытяни. Бедрышко чуть повыше, не надо вперед заваливаться.
Сергей лежал на животе на полу и командовал:
— Теперь в профиль повернись… И сядь боком, обхватив колени… Ну, прэлэстно, прэлэстно… Все, снято.
— Голова болит, — жалобно призналась Ниоле. — Тащи свой инструмент, садист… Еще десять минут, и я даже на бензопилу «Дружба» буду согласна.
— Зачем же такие страсти? — пробурчал себе под нос Сергей, перебираясь к ней поближе.
Он поискал хитрый веревочный узелок на вершине прически и, растянув его, разрушил Лешино творение.
— У-ух, — с облегчением вздохнула Ниоле, опуская голову ему на плечо.
«Так, девушка созрела».
Сергей ласково расправил скрученные пряди и вытащил шпильки. Попутно он спустил с плеча Ниоле вторую бретельку и прикоснулся губами к шее.
— Ты не разденешься? — совсем тихо, словно кто-то мог их услышать, спросил он. — Я могу помочь.
— Зачем?! — отстраняясь от него, спросила Ниоле так, будто ей предложили слетать на Плутон.
— Хочу сфотографировать тебя обнаженной, — просто и без прикрас объяснил Сергей.
— Нет! — решительно воскликнула Ниоле, порываясь подняться.
— Да отчего же нет, бельчонок? — силой удержал ее Сергей.
Она подняла на место обе бретельки и прикрыла грудь скрещенными руками, словно уже была голой.
«Эх, маловато я ей накапал!» — с досадой подумал Сергей.
— Это же так естественно — когда художник хочет увековечить красоту своей возлюбленной. Разве нет?
Ниоле молчала, так же прикрываясь и глядя в сторону.
— Все художники так делали… Вы же знаете, госпожа искусствовед. И Рембрандт, и Пуссен, и Дали… Почему я не могу? Всего только со спины и в контражур. Почти как и в платье.
— Тогда зачем? — мельком взглянув на него, прошептала Ниоле.
— Затем, что это мое художественное решение, и я хочу сравнить его с предыдущим.
— Я не хочу, чтобы эти снимки где-то существовали, куда-то могли попасть… Мне будет… неуютно.
— Вот уж не проблема, — сказал Сергей чуть погромче и подчеркнуто деловито. — Время-то детское, отсюда поедем ко мне, это близко. Просмотрим сегодняшний материал, и ты сама сотрешь в компьютере все, что захочешь.
— Правда?
— Конечно. Зачем мне с тобой ссориться? Я не знаю, как у нас с тобой сложится в личном плане…
«Фу, как гнусно звучит!»
— …но я слишком большие надежды возлагаю на этот альбом, чтобы ссориться с деловым партнером.
Сергей осторожно приподнял ее голову и чмокнул в упрямо сжатые губки.
— И у меня, знаешь ли, нет желания делиться с кем-то красотой своей возлюбленной. Это хоть понятно?
— Проявление собственнического инстинкта мне понятно.
— Ну, хоть на том спасибо. Так что?
— Отвернись, пока я…
Она не стала продолжать, просто потрясла головой — что ж это я такое делаю?!
— Хорошо, я пока раскочегарю камин.
Сергей несколько минут сидел на корточках перед огнем, подкидывая дровишки. Позади было совсем тихо, словно он был в студии один. Сергей встал и, не поглядев в сторону сидевший на шкуре Ниоле, — а она там была? — пошел к камере.
Ниоле сидела на шкуре, опираясь на одну руку, вторую положив на бедро. Выглядело это очень красиво и совершенно не возбуждающе — плавная линия «плечо — талия — бедро — нога». Так, вероятно, и выглядела невинная ветхозаветная нагота.
— Не холодно тебе? — спросил Сергей, дабы заполнить паузу.
— Шутишь? — ответила она, чуть поворачивая голову. — Я тут спекусь.
— Вот так и сиди, а волосы закинь на спину.
Она подняла руку, чтобы выполнить его просьбу, а он успел сделать несколько снимков — человек выглядит естественнее, если не думает, что его фотографируют.
— Умница. Сядь теперь «русалочкой» — прямо перед огнем. Не горишь еще?
— Не горю, но тлею.
«Во-во, оно самое! У меня найдется чем потушить… Но это позже».
— Снято! — решительно сказал он. — Все свободны.
— И это все? — произнесла она, чуть оборачиваясь.
«Есть ли на свете слова, более оскорбительные для мужчины?!!»
— Да, а что же? — стараясь, чтобы голос его звучал возможно более сдержанно и печально, ответил он. — Снимков восемь — десять. Достаточно. Зачем больше, если они перестанут существовать еще до полуночи?