Нёрд

– Ты что, была влюблена в лучшего друга, пока он был влюблен в кого-то другого?

Она прикоснулась к моей щеке. Я отстранилась от нее.

– Ты что, глухая? Я же сказала, что нет. Я не люблю Эспена.

Хедди продолжила:

– Джулия, ты только посмотри на Мари. Она же ревнует. Бедная.

Джулия улыбнулась и кивнула:

– Да, бедняжка. Это дико мелочно.

Голове стало жарко. Всё происходит быстрее обычного.

– Вы обе сбрендили, я же сказала – нет! Я не люблю Эспена.

Почему они меня не слышат? Нет, нет, нет, нет.

– Здесь нечего смущаться, Мари, – сказала Хедди.

– Да блин, ничего я не смущаюсь, я не люблю его.

Хедди склонила голову набок.

Она всё ещё мне не верит. Я это вижу. И мне не выносимо думать, как она будет ходить по школе и рассказывать всем, что я люблю Эспена. По крайней мере сейчас, когда со всей очевидностью стало ясно, что он в меня не влюблен. Просто невыносимо.

Но теперь от неё никуда не спрятаться. Я вижу, что она вбила себе это в голову. У меня всё написано на лбу большими буквами.

– Не бери в голову, Мари. Я уже всё забыла.

Мне очень хочется ей верить. Но я понимаю, что это неправда.

Эспен и Лея сидели в столовке вместе, за самым дальним столом.

Я пока не видела, как они целуются, и не видела, как они держатся за руки, но понятно, что скоро они начнут встречаться. По крайней мере, так утверждает Хедди. Не уверена, что полностью ей доверяю. Вообще говоря, я направлялась в раздевалку в спортзале, но остановилась возле колонны перед дверью в столовую. Я не хочу смотреть, но должна это увидеть.

Я прислонилась щекой к ледяной колонне и чуть наклонилась вперед. Я их видела, а они меня нет.

Эспен выглядел совершенно обычно. Как будто он всегда так сидел и разговаривал с Леей. Как будто это они знакомы целую вечность, с детского садика.

Он яростно размахивал руками над каким-то рисунком в блокноте. Лея громко засмеялась. Так громко, что даже я услышала. Чистый переливчатый смех, исходящий откуда- то из живота. Мне кажется, или она смеется слишком громко?

Она так долго и весело смеялась, что её волосы растрепались, и блестящая челка упала на глаза. Эспен наклонился и убрал с ее лица прядь волос. Не нахально взъерошил челку, а аккуратно заложил за ухо. Рука скользнула вниз по щеке и легла обратно на стол.

Со мной он никогда так себя не вёл. Он ни к кем себя так никогда не вёл.

Только с Леей.

– И что, у тебя совсем ничего нет? Не сможешь рассказать какую- нибудь историю?

Пол в коридоре очень твердый. На нём больно сидеть. Хедди склонила голову на бок и посмотрела на меня. Когда она так делает, кажется, что ей очень интересно, но на самом деле она просто хочет, чтобы её волосы казались длиннее.

Покачала головой.

– Нет, ничего.

– Хоть какую-нибудь.

Хедди вздохнула. Она нервничала. Ей была нужна история, и быстро.

– Мы, как знакомые друг другу люди, должны обсуждать важные и сложные вещи. Нам нужно делиться! Вот почему у всех блогеров на этой неделе #strongstoryweek[24].

– И дико важно, чтобы история была очень сильная, – сказала Джулия.

Хедди энергично закивала. Я тоже кивнула. Даже я знала, что #strongstoryweek – это самое важное блогерское событие в году. Но если бы у меня была какая-то сильная история, то я бы уже ей поделилась, а не занималась всякой фигней с #nerd.

Посмотрела на свои ладони. Думай, Мари, думай. Но ничего не приходило в голову.

– О’кей.

Хедди встала.

– Отлично. Мне нужно хоть что- нибудь, а то в прошлом году я рассказывала, как у меня умерла собака. Во второй раз. В третий – не прокатит.

Джулия покачала головой.

– Самое превосходное в этой истории то, Мари, что она – твоя. Ты сейчас очень популярна.

Я закусила губу. В голове что-то скребется. Хедди уверенно на меня посмотрела.

– Подумай! Времени до завтра вагон.

Развернулась и ушла. Джулия побежала за ней.

Я осталась сидеть одна на полу перед классной комнатой, пытаясь отыскать в голове что-нибудь интересное.

Отпустила губу. Ещё секунда и прокусила бы её до крови.

Мой старый альбом с фотографиями лежал посреди гостиной на полу. Давно его не вытаскивала.

Фотки глянцевые, на них отсвечивались лампочки в люстре. Под фотографиями мама подписывала, когда они были сделаны: «Мари на даче – первое лето», «Первый подарок Мари на Новый год».

На первых страницах она поместила фотографии, где я только родилась: в колыбельке, в ванночке и в маленьком кресле-качалке. Здесь фотографии мамы, которая подбрасывает меня в воздух; папы, который держит меня за руки, когда я учусь ходить. Мама, папа и я – все вместе.

Потом почти на всех фотографиях только я и мама.

– Мари, что ты делаешь?

Мама стояла на пороге комнаты.

– Смотрю старые фотографии.

Она ахнула.

– Боже, какая же у меня была страшная челка! Не могу на это смотреть. Пойду готовить обед.

Я провела пальцем по длинным маминым волосам на фотографии. Мы тут праздновали мой третий день рождения. Ее челка опускалась почти до самых глаз.