Ниоткуда с любовью

Но на образе отца мысли не останавливались сегодня. Мысли о нем — это всегда мысли о его проблемах, о ее проблемах, о проблемах мамы и Женьки, о детстве, которое осталось в Машиной памяти далеко не всегда радужным пятном. Если уж быть точнее, ее детство закончилось в десять лет с переездом в этот район. И сегодня, ей уж точно не хотелось об этом думать.

— В любом случае, Сурмина, все плохое, что ты могла нафантазировать себе, уже произошло, — сказал Родион, кладя руку ей на плечо. — Больше нечего бояться, и думать тоже не о чем. Иди к своему Красовскому и спокойно смотри ему в глаза.

Маша помолчала.

— Знаешь, Расков, наверно ты прав.

— Лучше, чтобы ты в это верила.

— А я верю. В конце концов, ты не можешь лукавить или врать. — На это Родион лишь недоверчиво усмехнулся. И Маша нашла нужным добавить: — Мне.

* * *

В это самое время дома у Олега Красовского находилась его племянница Полина, которая, судорожно размахивая руками, рассказывала обо всех своих перипетиях.

Если на что и способна житейская мудрость, так лишь на то, чтобы указать на неизменный факт — если что-то пошло не так, не жди удачных событий. Удачные события вызывают лишь недоумение и кривят лицо — они всегда кажутся нонсенсом в череде чернополосных дней.

Однако Полина не думала об этом, когда пересекала порог лавки чудес. Потому что в этом месте ничего, кроме чуда, быть просто не могло. Но нахождение в этом месте не помешало Якову Петровичу внимательно посмотреть на нее и, отставив шкатулку, к которой он едва притронулся, провозгласить с некоторым сдержанным ехидством в голосе:

- Починить эту шкатулку невозможно.

Полина так была уверена в положительном резюме, что даже не смотрела на старика, а потому, когда он подытожил свой беглый осмотр, она быстро и изумленно обернулась.

- Что? Что невозможно? — переспросила она, как будто ослышалась, хотя на самом деле слышала она превосходно и просто оттягивала тот злосчастный момент, когда придется выдумывать, что делать дальше.

- Эту шкатулку нельзя починить. — Спокойно и размеренно повторил старик. И, видя, что девушка все еще не способна воспринимать информацию, решил объясниться. — Бывают травмы временные. Они как заживающие царапины — стоит мастеру лишь взяться за инструмент, как мелкие раны заживают будто бы сами собой. Но есть поломки безобидные на вид, но очень серьезные. Повреждения изнутри, которым мало замены внутренностей организма. Они требует определенных деталей. Деталей, которые нужны для работы этого механизма, у меня нет, и нет ни у кого из мастеров этого города. В этом я убежден твердо. Они вообще вряд ли существуют в природе — они старее этой шкатулки точно!

Полина отвела взгляд от окна.

- Ну а все же… Не в этом городе, а где-то еще… есть ли вероятность, что эти детали могут быть найдены?

- Есть. Вероятность в пару процентов. И меньше пары процентов вероятности, что вы сможете их найти. Для этого нужно быть крайне удачливым человеком или знать наверняка, где искать.

Задумчиво Полина постучала костяшками пальцев друг об друга.

- Я так надеялась на шкатулку… — непонятно протянула она, но старик неожиданно понимающе улыбнулся. — А впрочем, я не опущу руки. Я попробую опросить еще кого-то. Должен же быть хотя бы еще один человек в этом мире, который знает ответ на этот вопрос.

- Попробуй. Попробуй. — Покачал мастер головой. — Но больше меня не знает никто.

Орешину это удивило.

- С чего вы так уверены в этом?

- Просто я самый старый. Я старейший житель этого города — я же тебе уже говорил об этом. Я знаю слишком много — быть может, поэтому не произвожу такого впечатления. У скольких бы мастеров ты ни побывала, с их помощью шкатулку тебе не починить!

Яков Петрович сказал это, как отрезал, но где же ему было знать, что это вызовет лишь обратную послушанию реакцию у несносной девчонки Полины Орешиной. Ах, ей бы посмотреть сейчас внимательнее на старика, прислушаться бы к его словам, особенно к последнему предложению, но!.. Но кто из нас кого слушает — в конце концов. Люди взрослые и взрослеющие — совершенно отличаются друг от друга, и именно тем, что первые готовы прислушаться к мнению других, а вторые не готовы слушать кого-либо еще, кроме себя.

Полина была на пути к первым, но лишь на пути… Поэтому она покачала головой, нетерпеливо взяла шкатулку с лавки и засунула в сумку. И упрямо посмотрела старику в глаза. Он улыбался и этим еще больше разозлил ее.

— Починю. Еще как починю.

Она пересекла магазинчик и у самого входа проговорила:

— Извините.

А потом раздался чистый звон колокольчика, и дверь за Полиной захлопнулась.

И вот сейчас она ходила из угла в угол по огромной квартире Красовского и негодовала по поводу шкатулку.

— Знаешь, — сказал ей ее крестный, — оставь ее у меня, а попробую выяснить что-нибудь о ее производстве.

Пробить по своим каналам.

— Ну понятно, — вздохнула Полли. — У известного архитектора намного больше связей.

— Вот именно, — с непроницаемым лицом ответил Красовский.