Ньирбатор (СИ)

«Не мешаться в своём доме? Какой ещё поздний час? Ваш здравый смысл, милорд, обескураживает меня», — я подумала и быстро отвернулась, чтобы он не увидел моего кислого выражения. Расстояние к моей двери было не больше нескольких метров. Я уже перешагнула через целых пять каменных плит, когда вновь прозвучал высокий голос:

— Вздумаешь открыть в одиночку ещё один люк, я узнаю, — и послышался гортанный смех.

Я вошла в свою комнату уже, как мне казалось, перешагнувшей грань умопомешательства, и заперла дверь онемевшими пальцами.

Настенные часы показывали полдвенадцатого. Я осела на пол... «Сколько часов я провела в том люке? И за что Ньирбатор так со мной?» — думала я, до кpoви прикусив нижнюю губу от oxватившей меня обиды. Пока я сидела на полу в оцепенении, мои глаза наполнялись горячими слезами.

Если я ещё когда-нибудь услышу колыбельную...

Четверг, 1 марта

«Создатель крестража совершает целый ряд ритуальных приготовлений и провозглашает первый текст введения в обряд: «Вот дом смерти; вот (такой-то по счету) дом смерти; вот оно, чрево смерти. Я открою дом. Затем закрою» Вслед за этим он объявляет: «Дом открыт», — и роет в земле могилу. На дно могилы он кладёт жертву, а поверх неё сосуд для крестража. Поскольку душа создана из двух субстанций — слёз и пота, исходящих из страданий и мук, создатель должен тянуться к сосуду, пытаясь извлечь его из ямы, выбиваясь из сил и почти теряя сознание; сосуд не поддаётся ему и только на (?)надцатый раз его попытки увенчиваются успехом. Сосуд кладется возле ямы лицом на восток, и создатель «закрывает дом», то есть засыпает могилу землёй. Вся церемония продолжается около трёх часов»

Второй текст закрепления обряда содержит заклинание, которое произносится от имени умершего и начинается словами: «В обличье змея я прихожу в дома к живым и пью оставленное для меня молоко и вино, смешанное с медом». Метафора крестража, осушающего все соки у избранной жертвы, обязана быть произнесена вслух, ведь речь — это дом жизни.

Третий текст начинается словами: «Да истребится последний враг — смерть, да не пристанет она ко мне, да не устоит она предо мной. Да возьмет она всякого из моей руки вместо меня...»

Я нахожу некое мрачное обаяние в том, что весна началась для меня с того, что я определила, какой обряд имел место в Албанском лесу. Вчера я целиком посвятила себя хоркруксии и пришла к такому результату. Проще было бы спросить у Лорда, но он бы уколол меня тем, что я «глупая девчонка», если не могу распознать обряд инстинктивно. Он считает, что кровь Годелота ведёт меня по следу и попросту не позволит мне сбиться с пути. Мне не хочется его разочаровывать, но я не всегда с уверенностью могу сказать, что меня что-то ведёт. Скорее всего, он-то и ведёт меня, но ему предпочтительнее верить в силу крови, провидение и благоволение судьбы. Сон Миклоса, сбывшийся лишь отчасти, убеждает меня в обратном. Лорд не сказал те заключительные гнусные слова, и меня это обнадёживает. Перечитав записку Миклоса, я вложила её в книгу о кентаврах и затолкала на дальнюю полку.

Порой смысл внутренних перемен не вceгда cpазу яceн. Ты coкрушена — потом ты возвращаешься к прежней жизни, но перемена уже coвершилась. Никогда ты уже не будешь прежней.

В процессе исследования церемониала крестражиста, у меня в голове мутилось, словно от хмеля. Словно неведомая сила схватила меня крепко и подстёгивала подойти поближе, ещё ближе, близко-близко к этому великому и страшному существу, на которое, однако, вряд ли можно положиться. Подумать только, он испытал такую агонию в том лесу... А после седьмого изменится каждая клетка его тела, он станет высшим существом, без изъянов, присущих всем тленным. Семикратное бессмертие — тёмные волшебники могут только мечтать о таком!.. Мои думы постепенно обрели более отрешённый характер, и я даже свыклась с мыслью, что мне ещё как придётся вернуть Лорду долг. К слову, после огнедышащего люка я не вижу его уже вторые сутки.

В иные мгновения, в ходе корпения над хоркруксией, я обращалась к Барону с вопросом и на полуслове немела... Сперва хотелось лишь рыдать, но даёт знать о себе предчувствие, что портрет ещё вернётся ко мне.

Сегодня меня разбудили звуки Лордовых шагов на моём потолке. Невыспавшаяся голова гудела, как колокол, и я была в крайне возбуждённом cocтоянии. Прими он комнату на втором этаже, было бы куда благопристойнее, гости ведь не могут располагаться выше хозяев. Но разве он считает себя гостем? А госпожа Катарина? У неё любовное помрачение, а у меня кошмарное предчувствие, связанное с люками. Мне в страшном сне не могло присниться, чтобы Лорд Волдеморт воочию увидел, как люк может мною пренебречь. Такое безобразие может подорвать в его глазах моё звание будущей хозяйки Ньирбатора, — если он, конечно, разрешит мне дожить и увидеть это пресловутое будущее. И что вообще значит «не открывать люк в одиночку»? Мне открывать под его надзором? Только этого ещё не хватало. По его тону сложно было понять, что он имел в виду.