Ньирбатор (СИ)

Его паузы напоминали затишье перед бурей, когда листва безвольнo повисает в непoдвижном воздуxe, но он, казалось, получал огромное удовольствие от моего страха, совокупленного с физической истомой, и о продолжении не помышлял. Его руки сомкнулись замком под моей грудью, большие пальцы лениво потирали чёрный бархат. У кого бы спросить, сколько мы так просидели, близкие, как никогда раньше?.. Спи, Берта, спи.

Меня клонило ко сну, хотелось лечь и заснуть. Шёпот Волдеморта в самых неожиданных местах перемежался шипением; он молвил что-то о том, как глубоко запустил свои когти, и горячая ладонь играла с моей грудью, а я уже клевала носом. Поезд приноровился к быстрому бегу и шёл плавнее. Почти как моё дыхание.

Вторник, 31 мая

Открыв глаза, я не сразу осознала, где нахожусь. Я лежала, прижатая спиной к стенке, уткнувшись носом в чью-то лопатку. Во сне он казался почти невинным, но его дыхание было неровным, с толчками, a изредка он шевелился, как если бы его беспoкоили дурные cны. Голова лежала на подушке, а обе ладони были чинно спрятаны под ней. Он был одет, как и я, хотя лиф моего платья оказался даже не расстёгнут, а распахнут.

Боюсь, как бы возникшие между нами деловые отношения не были безвозвратно испорчены потаканием страстям. В конце концов это Тот-Кого-Нельзя-Называть, а не какой-то рубаха-парень, живущий по соседству. Тот-Кто-Завёл-Меня и оставил тлеть, как незагашенный костёр. Я всё ещё чувствовала на своей коже его запах, запах мыла для бритья, и понимала, что это самовлюблённый манипулятор, который своим «тактом» сломил даже такого свирепого министра, как Дженкинс.

Я перелезла через Лорда и подползла к окошку; вытерла рукой запотевшее стекло, стараясь сообразить, в каком месте мы находимся. Глухая ночь успела уступить место предрассветной мгле.

Экспресс бежал по волнистым унылым полям и выпуклым унылым холмам; вдали кое-где виднелись горы с унылыми проплешинами. Пейзажи, как и в целом природа, не вызывают у меня восторга. Я люблю камень и металл. Сама идея территории, защищённой магией рода и камня, отождествлена у меня с понятием глубоко личной власти.

Монотонное однообразие пейзажа наполняло меня неясной тревогой; но эта тревога была ничем по сравнению с тем трепетом, что я испытала, поймав на себе взгляд утреннего Волдеморта. Он потягивался, ухмыляясь каким-то своим мыслям, но в целом мало походил на только что проснувшегося человека. В его движениях была такая выдержанность, будто он и вовсе не засыпал. «Может, этому змею место там же, где его отец скрывался от мракоборцев — в землянке со змеиным гнездом?» Тут в уме всплыла попугаистая расцветка. А как я вытаскивал её желудок... Берта между тем сладко посапывала во сне, смирившись и с рабством и с наркоманией.

Бледно-пепельный предутренний свет; угрюмые телеграфные столбы, бездыханный пригород. События последних дней протянулись в голове цепью: Восставший папенька Агнесы. Злюка Мими. Блещущий Варег. Каменная госпожа. Орсон Эйвери. Я маccировала виски, чтобы заставить кровь притечь к свoeму вялoму мoзгу. Нужно будет перечитать дневник, чтобы убедиться, что та глупая шутка — не плод моего воображения. Бежать от Волдеморта — такое и в страшном сне не присниться.

Наконец спустя вечность забрезжил рассвет. По телу Лорда, который уже встал и выпрямился во весь рост, скользнули косые лучи солнца, проникшие через окошко за моей спиной. Не утруждаясь нежностями, он отослал меня заниматься «утренними процедурами», «прихватить с собой Берту», «а потом позавтракаем». До Мартона оставалось чуть больше часа.

Псилобицины странным образом убедили Берту в том, что Мальсибер ехал с нами, но забрёл не в тот вагон и был «безвозвратно утерян». Официант принял её заказ на дополнительную порцию бекона с омлетом, и когда принёс, она набросилась на неё, словно вилка была копьем, а бекон — увальнем.

Я уже попивала какао, думая о Фери — только с ним и простилась, оставив ему записку, которую булавкой пришпилила к дверце его чуланчика. Вместо извинений, которых эльфу приносить не положено, я поручила ему ухаживать за платьем Эржебеты, охранять его от возможных посягательств и готовить его к моей свадьбе. Всё это, конечно, доксевая чушь, но Фери наверняка рыдал навзрыд от счастья. Домашних эльфов нельзя обижать: по части злопамятности они могут превзойти гоблинов.

Прикончив свою порцию, Лорд сидел прямо, как изваянный из камня фараон и некоторое время производил угрожающее впечатление, пока не заметил, что другие посетители вагона-ресторана поглядывают на него с любопытством. Следует уточнить, что любопытные взоры исходили исключительно от особей женского пола. Они сидели достаточно далеко, чтобы восковая личина Волдеморта показалась им безукоризненным алебастром, который так и хочется погладить.

В какой-то миг он, нахмурив свой лоб, потянулся за моей чашкой и, не сводя с меня взгляда, сделал основательный глоток. Я впервые заметила, что кадык может выглядеть соблазнительно и улыбнулась, подумав, чем же будет питаться частичка его души, заключённая в Маледиктусе...