Nirvana: Правдивая история

«Когда мы начали, – рассказывал Курт голландскому журналу „Ooр“, – у нас была готова только половина композиций. Остальные родились, пока мы шлялись по студии. Мы установили себе дедлайн и бюджет записи. Я люблю работать именно таким образом». Позднее Курт говорил, что он добивался подобного звучания с самого начала существования группы: вероятно, так и было. «In Utero» – потрясающий альбом, наверняка лучшая студийная работа группы: в нем уместно всё – группа, песни, чувства, мелодии, шумовые сегменты, время появления. И даже сейчас он звучит современно – в то время как «Nevermind» все-таки остается достоянием начала 90-х. «Nirvana» оказалась здесь на вершине: разгоряченные спорами, слухами, жульничеством, желанием очистить себя от всего, кроме самой музыки как таковой.

С самой первой строчки альбома – «Подростковый гнев получил воздаяние, теперь я усталый и старый» («Serve The Servants») – очевидно, насколько Курт вырос как автор текстов и музыки. Женитьба на Кортни определенно помогла ему. Обратите внимание на мощный и трогательный куплет из той же песни: «Я так хотел иметь отца, но вместо этого у меня был папа», – эти чувства перекликаются со строчками Джона Леннона «Мама, у тебя был я, а у меня тебя не было» с его первого постбитловского альбома 1970 года – «John Lennon / Plastic Ono Band».

Главная причина того, что альбом отличается от двух предыдущих, – это запись барабанов. Курт хотел живой атмосферы, которой, по его мнению, можно было достичь, если разместить микрофоны вокруг барабанной установки. Так же думал и Альбини. Для одних барабанов потребовалось тридцать микрофонов.

У Альбини сложился определенный имидж среди внутрироковой тусовки – во многом благодаря репутации бывшего фронтмена «Big Black». Знали, что он режет правду-матку, что он мизантроп – на грани с женоненавистничеством, отличается невероятным трудолюбием, но не выносит шоу-бизнес и дураков. Обвинение в женоненавистничестве было несколько надуманным: Альбини просто любил подначивать других – особенно тех, кто, по его мнению, находится не на своем месте. Возьмем название его хардкор-группы «Rapeman», где он работал после «Big Black»: противоречивое, как и все, что он делал.

Он сомневался, стоит ли работать с Геффеном, но идея записи «Nirvana» его заинтриговала, особенно после заверений Курта, что хитовый сингл – это последнее, что ему нужно. Альбини даже заявил, что ему группа не нравится: «Звучит глупо, – скажет он потом, – но мне их было жалко. Из-за того положения, в котором они оказались: доходы кучи дельцов шоу-бизнеса зависели от того, как „Nirvana“ запишет хиты. Мне было очевидно, что на деле они такие же ребята, как и в тех малобюджетных группах, с которыми я обычно имею дело».

Если бы Курту и «Nirvana» разрешили выпустить изначальную версию «In Utero» в том виде, как она была записана Альбини, – по заявлению звукооператора, у них с группой была устная договоренность, что никому после него не разрешать трогать запись, – случилась бы революция в роке. Клянусь. По интенсивности визг гитар мог сравниться только с барабанами Дэйва Грола. Мелодику Курт частично разрушил, чтобы высвободить ту боль, которую он испытывал, будучи рупором поколения X. Вся его ненависть, вся его паранойя, подстегиваемая наркотиками, весь гнев – все вылилось яростью, которую даже слушать было больно. Хрена с два «Unplugged» был для «Nirvana» шагом вперед. Вот «In Utero» – это да, тут они отдали дань андеграунду.

До сих пор помню суматошный звонок Кортни.

«Джерри! – кричала она. (Кортни часто пользовалась моим настоящим именем.) – Какой у тебя адрес? Мне надо срочно прислать тебе новый альбом Курта. Его лейбл, его менеджеры – все говорят, что на нем нет никакой мелодики. Они требуют перезаписать альбом. Защити Курта, он очень подавлен».

Через несколько дней пленка пришла: это была великая вещь. Более того – самая честная вещь «Nirvana» со времен «Silver». И что, никаких мелодий? Господи! А как насчет травматичной, почти убивающей «Rape Me»? Курт начал писать эти едкие стихи, когда группа еще работала над сведением «Nevermind» – сладенький гитарный мотивчик служил только для того, чтобы добавить остроты мрачному смыслу песни, посланию всем фанатам, всем воротилам шоу-бизнеса, всем журналистам – тем, кто, как он считал, хотел урвать себе частицу его самого. «Я хотел написать веселую песню против насилия, – рассказывал он братьям Стад из „Мелоди мейкер“. – Я понял, что нужно быть прямым, если хочешь, чтобы тебя все поняли. Вот чего ждет от песен большинство. Им нужно, чтобы слова бросали прямо в лицо».