Nirvana: Правдивая история

Сингл «The U-Men» – это непрерывное рубилово, как будто ОБЕЗУМЕВШУЮ кошку заставляют слушать «Motorhead» на скорости 78 оборотов в минуту, или «Dinosaur Jr» застряли в том времени, когда «Green River» имели «The Stooges»: «SOLID ACTION! IF I EVER FIND BILL WE'RE GONNA RIDE A BUS! ACTION! SOLID ACTION!» («Реальная движуха! Если я найду хоть бакс – мы поедем на автобусе! Движуха! Реальная движуха!») Вот какой там текст; в какие-то моменты безумный, а иногда – абсолютно безумный. Но он всегда звучит на фоне МЕЛОДИЧНОЙ музыки. Потрясающе.

«Nirvana» – это воплощенная красота. Неумолимый двухаккордный гаражный бит подводит к нереальной, безбашенной гитарной мощи, сметающей все. Регулятор громкости для этого трио до сих пор не изобретен! ЧТО ТАМ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ПРОИСХОДИТ? Кто-нибудь, передайте мне ружье. Ограниченный тираж, тысяча экземпляров; любовные песни для психически неуравновешенных.

У «I Know» практически нет структуры, но ужасно громкая отдача. В этой группе только два человека. ЧТО? Почему, черт возьми, у меня уши разрываются?! Олицетворенное сумасшествие; особенно песни на обороте. Стив Фиск и Кэлвин Джонсон присутствовали при записи. Возможно, это кое-что объясняет… Международный поп-андеграунд шагает по планете.

Эти группы сделали то, что казалось мне ранее невозможным: металл, который приятно слушать. В середине 80-х вся поп-музыка отказалась от гитар. Во всех британских музыкальных журналах писали о том, что гитары устарели и умерли, и вообще это фаллические символы и олицетворение угнетения. Гениальный маркетинговый ход Джонатана и Брюса состоял в том, чтобы продвигать рок-н-ролл как мятеж – старый девиз, – но в то же время давать людям мощный тупой рок и не изменять своей хипстерской вере. До появления гранжа существовала четкая граница между популярной музыкой и андеграундом: с одной стороны, «Journey», с другой – «Dead Kennedys». Людей часто били за то, что они слушали панк-рок, – особенно в США. С появлением «Sub Pop» эта граница была разрушена навсегда.

Приехав домой к Брюсу, я узнал, что буду спать на одном матрасе с фотографом Энди Кэтлином. Вокруг стояли полки, позаимствованные из магазина, где хранились редкие – даже по тем временам – синглы «Sub Pop», и несколько пуфиков. Над нашими головами виднелись две радиовышки на Капитолийском холме. Я остался. Спать на полу я привык, и мне нравилось, что я живу в одном доме с парнем, который является главой всего этого предприятия. На следующее утро Энди уехал в гостиницу.

Я до сих пор помню, как мы с Брюсом идем по Пайн-Стрит через мост трассы номер 5 – морозный зимний воздух, – мимо большого супермаркета. Он объяснял мне, что 95 процентов всего тепла, выделяемого человеческим организмом, выходит через голову. «Прошу прощения, Ледж, – сказал он мне, – не одолжишь мне свой капюшон?» Я отстегнул капюшон своей куртки, и Брюс натянул его на свою бритую голову. Мы, наверное, странно смотрелись: я, весь в напряжении и возбуждении, и он, в нелепом капюшоне, с огромной бородой; моя непрерывная болтовня на фоне его нерешительного молчания.

Мы пришли к Кэлвину и друзьям из Олимпии на танцевальную вечеринку – на всю ночь, никакого алкоголя. Мы танцевали под клевую музыку соула и мода 60-х, и никто никому не мешал. Это казалось обычным делом для Сиэтла – такие веселые, неистовые и невинные пиршества музыки.