Нищета. Часть первая

«НОВЫЕ ПОДРОБНОСТИ ПРЕСТУПЛЕНИЯ, О КОТОРОМ СООБЩАЛОСЬ В УТРЕННЕМ ВЫПУСКЕ.

Господина Руссерана видели на бульваре Пор-Рояль, перед его особняком, с неизвестным в рабочей блузе. Они о чем-то возбужденно разговаривали. Затем оба вошли в сад, где и было совершено покушение с помощью скобеля — ножа, применяемого кожевниками. Этот нож, запачканный кровью, нашли в нескольких шагах от жертвы. Предполагают, что на жизнь г-на Руссерана покушался один из его бывших рабочих, некто Б., который, по сведениям, полученным от префекта полиции, был сослан в Новую Каледонию, но помилован президентом республики. По слухам, этот опасный коммунар вчера должен был вернуться в Париж. Следствие продолжается.

Господин Руссеран до сих пор не пришел в сознание. Однако лечащие его врачи не теряют надежды на благополучный исход. Весь квартал Муфтар потрясен происшествием».

Анжела сидела ни жива ни мертва, точно в беспамятстве. Газета выпала у нее из рук и полетела, уносимая порывом ветра. Все кружилось перед глазами несчастной: прохожие, деревья, дома… Сознание ее было помрачено, в ушах раздавался звон цепей и предсмертный хрип умирающих. Девушка не могла понять, как очутилась здесь, на холодном ветру. На мгновение ей почудилось, что она сошла с ума, и это ее почти обрадовало: в таком случае все, что она прочла, было плодом ее больного воображения. Но, увы, все это — правда, иначе бы она так не страдала…

С трудом добрела Анжела до омнибуса, курсировавшего между Монмартром и заставой Сен-Жак. Инстинктивно ее тянуло домой, к матери. Почему? Она сама не знала. Ей хотелось очутиться в родной обстановке, вновь увидеть маленьких сестер, узнать, кто покушался на Руссерана, кто отомстил за нее — отец или брат? Отец… Боже, что она ему скажет? Как явится ему на глаза с ребенком на руках? Но если он вернулся, чтобы убить Руссерана, значит ему уже сообщили?.. Впору было биться головой о стену… Бедный отец! А ведь она так мечтала снова увидеть его! И вот что его ожидало…

Наступила ночь. Омнибус катился, дребезжа по мостовой. Перед глазами Анжелы мелькали ярко освещенные магазины, но ее мысли становились все мрачней и мрачней, и, словно призраки, в сознании возникали скорбные лица близких.

Вдруг она подумала, что ее возвращение в семью осложнит положение отца и брата, и страх с новой силой охватил девушку. Ну, а если ее арестуют? Тогда придется все рассказать следователю, и он решит, что покушение совершил кто-то из Бродаров: либо сын, либо отец. Значит, пока их не забрали, ей надо скрываться. Но где? В комнате Олимпии? Туда придет Николя. Правда, этот человек называл себя ее другом, но он был ей неприятен. Любопытство Амели тоже казалось подозрительным: Анжела не доверяла этим людям. Пойти в меблированные комнаты? Но там придется предъявлять документы… И полиция, страшная полиция, которой известно все на свете, заставит ее дать показания против собственного отца… Нет, гостиницы не для нее! Впрочем, она совсем спятила: ведь есть же ночлежки!

Омнибус проезжал как раз мимо одной из них.

XV. Ночлежка

Ночлежка, в которую попала Анжела, была битком набита. В этот час бездомным раздавали суп. Газовый рожок, горевший под потолком, слабо освещал бледные лица нескольких десятков людей, собравшихся в комнате ожидания. Их было около шестидесяти: пожилые женщины, по милости домовладельцев лишившиеся своих жалких квартир; девушки в лохмотьях, худые, преждевременно увядшие, неведомо откуда явившиеся сюда; старухи, изнемогшие под тяжким бременем забот и лишенные крова.

Все они столпились вокруг торговки птичьим кормом, которая от слабости лишилась чувств, была подобрана на улице и принесена в ночлежку. Теперь благодаря рюмке чуть теплого вина силы вернулись к ней; сидя на табурете, она грела у огня дрожащие потрескавшиеся руки. Ее лицо было сморщено, как печеное яблоко, и большие глаза тускло поблескивали из-под красных каемок век. От ее промокшей до колен заплатанной юбки поднимался пар; глядя сквозь него, торговку можно было принять за изображение сказочной старухи волшебницы на полуистлевшей от времени картинке.

Высокая худая женщина, сидевшая спиной к Анжеле, проговорила в промежутке между двумя приступами кашля: