Нищета. Часть вторая

— О мать, когда отец вернется?
— Он не вернется, он зарыт
На берегу и не проснется,
К нему призыв не долетит.
И вместе с ним друзей немало
Дышать навеки перестало.
Лишь ветер, проносясь над морем в час ночной,
Оплакивает вас, изгнанники, с тоской…

О, сколько было полных веры

В иные, лучшие года!
Забыв свои мечты-химеры,
Они уснули навсегда
Там, на чужбине этой дальней…
Судьба найдется ли печальней?
Лишь ветер, проносясь над морем в час ночной,
Оплакивает вас, изгнанники, с тоской…

Одни, опьянены борьбою,

Спешили, храбрые, вперед
И смело призывали к бою
За жизнь, за волю, за народ.
Другие, полные печали,
Конца безрадостного ждали…
Лишь ветер, проносясь над морем в час ночной,
Оплакивает вас, изгнанники, с тоской…

Хоть кем-то выбиты на плитах

Друзей погибших имена —
Лишь ветер помнит позабытых,
Читает эти письмена
И от залива до залива
Он повторяет их тоскливо.
Лишь ветер, проносясь над морем в час ночной,
Оплакивает вас, изгнанники, с тоской!

Много еще было спето песен, но ни одна так не понравилась, как песни Бродара.

— Этот Ивон поет с таким чувством, словно сам побывал в тех краях! — шептались растроганные слушатели.

— А ведь сам он ничего не видел, только слышал рассказы ссыльных!

Правда, Огюст, спевший «Красавицу под покрывалом», произведение Вийона из Клерво, тоже привлек внимание, но все-таки первое место занял его отец, несмотря на несколько хриплый голос. Между тем песня тюремного поэта тоже была весьма чувствительной:

Всегда укрыта покрывалом,
Прелестный призрак, шла она,
И всех мужчин околдовала,
С ней не сравнится ни одна.
Пленясь ее манящим взглядом
И стана стройного красой,
Быть с незнакомкой этой рядом
Стремился юноша любой.
Сорвете розу — она увянет,
Доверьтесь счастью — оно обманет…

И вот один из них добился

Свидания в ночной тиши…
Своей победой он гордился,
Любил красотку от души…
И, приподнявши покрывало,
Хотел коснуться милых губ.
О ужас! Что оно скрывало?
Больной проказой полутруп…
Сорвете розу — она увянет.
Доверьтесь счастью — оно обманет…

Бледная, взволнованная невеста отказалась петь. Она была счастлива, но ее сердце чуяло что-то недоброе угрожавшее их благополучию. Это что-то недоброе называлось роком. В жизни так много страданий и так мало радостей, что каждый новый день сулит больше горя, чем счастья…

LXI. Дом призрения неимущих девушек

Чем подозрительнее афера, тем больше простаков попадается на приманку; чем тщательнее прикрыт грех маской добродетели, тем большее количество глупцов соблазняет он. Если бы на свете существовали лишь одни плуты, никакие мошеннические проделки не удавались бы. Простаки и глупцы сами содействуют им вплоть до того момента, когда становятся их жертвами.

Олимпия и Амели были очень легковерны, не говоря уже об их служанке Розе: та тратила добрую часть своего жалованья на вклады в душеспасительные общества и охотно выводила свою фамилию на подписных листах. Чтобы хоть немного возместить эти расходы, она при закупках провизии охулки на руку не клала. При этом Роза так беззастенчиво хвасталась своей честностью, что ее хозяйки смеялись и все ей прощали. Мы говорим: хозяйки, ибо Амели сделалась почти такой же хозяйкой, как и Олимпия.