Нищета. Часть вторая

В тот день Филиппи с особым рвением давал урок итальянского языка. Малыш был тоже чрезвычайно прилежен.

— Знаешь ли, — заметил аббат, — у тебя есть способности, ты мог бы далеко пойти.

— А разве я не пойду далеко? Почему вы говорите: «мог бы»? — спросил шалун с невинным видом.

Филиппи изменился в лице, но достойного священнослужителя волновала вовсе не жалость, а боязнь, что его поймают с поличным, если он будет действовать недостаточно быстро или же если черное дело, задуманное им, провалится.

Ловушка, устроенная дядюшкой Гийомом, была очень проста: он нажарил целое блюдо грибов, чтобы дать аббату удобный случай всыпать туда яду. Можно было биться об заклад, что преступник остановит свой выбор на таком кушанье, которому можно будет потом приписать действие отравы (Девис-Рот нашел бы, что этот случай чересчур удобен, и поискал бы другого). Филиппи совершал свои преступления, дрожа от страха, и попался в западню.

На кухне никого не было; аббат прокрался туда и огляделся. Обед был уже готов; он состоял из двух блюд — салата и грибов. Отравитель удовлетворенно улыбнулся. Дядюшка Гийом, спрятавшись за дверью, наблюдал за ним. Волнуясь все больше и больше, делая одну оплошность за другой, Филипп сунул полуопорожненную склянку в карман.

Все шло именно так, как предполагал тряпичник. Ему даже не понадобилось делать знаки старому графу: воспользовавшись уходом аббата, который поднялся в свою комнату, дядюшка Гийом подал другое блюдо с грибами. Можно было обедать без опасений.

Почтенный наставник отправился укладывать вещи, которые собирался, удирая, захватить с собой; когда он вернулся, все уже сидели за столом.

— Милости просим, господин Микаэли, — пригласил Моннуар. — Эти грибы превосходны!

Все трое — и старики и ребенок — уже положили себе по изрядной порции. Аббат вздрогнул. Он не подумал о том, что ему придется участвовать в трапезе наравне с хозяевами… Поистине он был преступником мелкотравчатым (Девис-Рот, не колеблясь, разделил бы обед с обреченным им на смерть, лишь бы церковь не обвинили в присвоении наследства обманным путем). Сославшись на недомогание, Филиппи положил себе лишь несколько листочков салата, испуганно поглядывая на сотрапезников.

— Позвольте спросить вас как химика, — обратился к нему дядюшка Гийом, вторично наполняя свою тарелку, — не ядовиты ли эти грибы? В состоянии ли ваша наука узнать это?

Старый граф, видя, что ему не делают никаких знаков, решил, что подозрения его друга не оправдались, и был очень доволен.

— Скажите, господин Микаэли, — спросил мальчуган, — кто приготовляет отраву для крыс? Химики?

Бледный как смерть «учитель» выскочил из-за стола.

— Извините, — пробормотал он, — мне что-то нездоровится. Пойду глотну свежего воздуха!

И он торопливо вышел, не заметив, что дядюшка Гийом следует за ним по пятам.

— На Лионский вокзал! — крикнул аббат кучеру первого попавшегося фиакра.

— На Лионский вокзал! — повторил бывший тряпичник другому кучеру.

Оба экипажа прибыли на вокзал одновременно. Филиппи устремился к расписанию поездов, а дядюшка Гийом разыскал жандармов.

— Вот убийца: он пытался отравить трех человек! — заявил он, указывая на аббата.

Жандарм засмеялся ему в лицо: Филиппи был хорошо знаком, а обвинитель был на вид весьма неказист. Второй жандарм поступил иначе.

— Я арестую вас самих! — сказал он. — Откуда я знаю, что отравитель — не вы? Видать птицу по полету!

Всякий другой на месте сына гильотинированного растерялся бы. Но, хорошо зная, что такое «социальный вопрос», как он говаривал, дядюшка Гийом не смутился и возразил:

— Раз вы меня арестуете, то потрудитесь по крайней мере сообщить в полицию, что необходимо побывать у графа Моннуара. А за то, что вы отпускаете этого молодчика с миром, вам придется ответить: при нем склянка с ядом, которым он сдобрил у нас кушанье.

На этот раз жандармы насторожились. Историю найденыша знали все, имя графа Моннуара было также известно. К тому же графский титул кое-что да значил.

— Еще раз повторяю, — продолжал дядюшка Гийом, — если вы отпустите злоумышленника, вся ответственность ляжет на вас.

Жандармы доложили бригадиру, а тот — полицейскому комиссару. Тем временем начали продавать билеты на поезд. Аббат подошел к кассе одним из первых, не проявляя, впрочем, подозрительной торопливости.

По мнению комиссара, полиция ничем не рисковала, арестовав и обвиняемого и обвинителя. Филиппи схватили за шиворот в тот самый момент, когда он садился в вагон. Дядюшку Гийома тоже задержали, чему немало способствовала оскорбленная мина аббата.

Обоих отвели в полицейский участок, и старик так решительно повторил свои обвинения, что мнимого учителя пришлось обыскать. Кроме той склянки, о которой говорил дядюшка Гийом, и документов на имя Микаэли, в его кармане нашли паспорт на имя аббата Филиппи.

— Эту склянку мне подбросили! — воскликнул аббат с негодованием. — А паспорт поручено отвезти его владельцу. Я протестую против ареста! Это произвол!