Сомнения измучили Лезорна, и он решил опять пойти к Черному Лису, чтобы с его помощью приобрести лавку; сам он этого сделать не мог. На рассвете он покинул гостиницу в Ниоре[69]
, где провел несколько дней под именем Жоржа Пикара, коммивояжера руанской фирмы, и не спеша отправился на улицу Маркаде, намереваясь сказать Черному Лису так: «Вот вам пять тысячГотовя эту речь, Лезорн дошел до площади Клиши. Был час завтрака тряпичников, когда на ступенях памятника де Монсе[70]
обычно сидят мужчины, женщины и дети. Они беседуют весело или уныло, смотря по настроению. В этот день всех занимала одна и та же тема — дело Бродара.Лезорн, неторопливо проходивший мимо, прислушивался к пересудам со спокойной улыбкой. Тряпичники сидели, нагромоздив корзинки одну на другую или подставив их под ноги на манер скамеечек. У каждого в руке был ломоть хлеба; одни закусывали колбасой или сыром, другие рылись в подобранных объедках, отыскивая кусочки посъедобнее.
— Бродар хорошо сделал, что вернулся, говорю вам! — визгливо разглагольствовал один подросток, размахивая своим крючком. — Коли он не виноват, зачем ему прятаться?
— Не виноват? Черт возьми! Что за чудила этот Виктор!
— Ей-богу, если бы меня обвинили в том, чего я не мог совершить, я тоже явился бы сам!
И он сделал крючком на караул.
— Как он может быть не виноват, когда все улики против него?
— Тьфу, дьявол! Улики могут быть фальшивыми.
— Это ему не помешает лишиться
— Поглядите-ка на этого молодчика, что идет мимо! Если бы Бродара уже не
— Разве ты его видел?
— Спрашиваешь! Он же у меня на глазах сошел с поезда на Лионском вокзале.
— Значит, это правда, что он уезжал из Парижа?
— Это так же верно, как то, что вы тут сидите. С узелком в руках он вышел из вагона третьего класса пассажирского поезда, прибывшего из Лиона. Его движения были резкими, словно у заводной игрушки, и он шел по вокзалу с таким видом, как будто что-то искал. Тут-то
Лезорн, невольно ускоривший шаги, заставил себя идти медленнее, с безразличным видом.
— Да Бродар ли это был? — спросил кто-то.
— Пентюх! Двух Бродаров нет.
Лезорн вернулся в поселок Крумир бледнее обычного и завязал разговор насчет покупки предприятия.
— Ладно, поищу для вас что-нибудь, — сказал Черный Лис. — А вы знаете новость? Бродар арестован.
— Да, я слышал.
— Вам повезло!
— Почему?
— Потому что вы с ним похожи, как две капли воды.
— Неужто?
— Определенно! К тому же против вас была еще одна улика — коричневый сюртук, надетый под блузой. Его могли увидеть…
Лезорн промолчал. Черный Лис заметил:
— Да, бывают же такие совладения! До того, как его сцапали, я был уверен, что Бродар — это вы.
— И, как видите, ошибались.
— Действительно! — пробурчал Черный Лис, подумав: «Хоть ты и не Бродар, но вполне его стоишь!»
Лезорну в это время пришла мысль: что, если бы Черный Лис донес на него?
— Вам как будто не по себе? — спросил хозяин.
— Нет, я просто устал.
— Вы издалека?
— Да, из дому.
— Разве гостиница в Ниоре — ваш дом?
— Возможно! — дерзко ответил Лезорн.
Итак, за ним следили…
Оба бандита были под стать друг другу и без труда столковались. Условия были таковы: один платит, другой молчит…
Не прошло и недели, как Лезорн обосновался в одной лавчонке поблизости от заставы. Черный Лис взял за труды столько же, сколько стоила эта лавка, — пять тысяч франков; сверх того он снабдил Лезорна документами своего брата, исчезнувшего с полгода назад (хозяину недосуг было его искать). Брат любил и выпить и подраться: с ним, надо думать, приключилась какая-нибудь скверная история, и он угодил в Сену или еще куда-нибудь. Можно было ожидать, что он этим кончит…
Документы оказались в полном порядке, и вскоре Лезорн под именем Эдма Паскаля, по прозванию Красный Лис (вероятно, намек на свойственный пьяницам цвет носа), открыл кабачок около Сент-Уэна, по ту сторону укреплений. Это был один из тех трактирщиков, существование которых полиция терпит, так как время от времени они служат ей в качестве мышеловок. Вывеска гласила:
РАДОСТЬ ГУЛЯК
ЭДМ ПАСКАЛЬ
ВИНА, ПИВО, ЛИКЕРЫ
Случилось так, что эту вывеску изготовил по заказу Черного Лиса не кто иной, как Трусбан. Закончив фрески на священные сюжеты, наши художники вынуждены были приняться за писание вывесок. Этим они зарабатывали немного больше, но их произведения, увы, отдавались теперь на милость дождю и ветру.