Нищие

Яхтсмен дал Афинской просмеяться, с удовольствием отмечая, что его рассказ нравится ей. Он даже сам в это время забыл о всяких неприятностях и впервые за вечер без принуждения засмеялся. Она, как в театре, картинно хлопала в ладоши: * Ну, а дальше? Дальше, Пашуня... * А что дальше? - глядя на нее, спросил Яхтсмен. Ему почему-то подумалось, что теперь и у него в жизни создалась семья. Даже от её "Пашуня" веяло чем-то мещанско-семейным. - Дальше все шло по плану. Через несколько минут официант сидел за нашим столиком, и Вазелин с ним мирно беседовал. На столе стояла точно такая же бутылка вина с подвальной пылью. Вазелин, отпивая эту кислятину, - Яхтсмен тыкнул пальцем в бокал, который держала в руке Афинская, - учил француза русскому языку. Он показывал пальцем на соседние столики и говорил "То вино..." - "Х...е", - медленно произносил официант. "А это..." - Вазелин трогал бутылку, стоявшую на нашем столе. "П...тое", - отвечал официант. Вот и весь рассказ...

Афинская прыснула ещё сильнее. * Таня, - перебил её смех Яхтсмен и грустно заглянул ей в глаза, - ты меня действительно любишь? Или все это какая-то игра?

Казалось, он совершенно отрезвел.

Афинская поправила волосы ладонью, на секунду опустила голову, как бы проникая взглядом в бордовую жидкость, которая была в бокале. Затем всколыхнулась, поставила вино на стол и сложила ладони вместе перед подбородком и театрально заговорила: * Исполнена есть земля дивности. Как на море, на Окиане, на острове Буяне, есть бел-горюч камень Алатырь, на том камне устроена огнепалимая баня, в той бане лежит разжигаемая доска, на той доске тридцать три тоски...

Яхтсмен обозлился: * Я тебя первый раз в жизни спросил серьезно... А ты, актриса, опять паясничаешь... * Слушай меня, Паша, внимательно. Никто тебе не скажет про любовь лучше, чем актриса. Ты ведь и сам хотел, чтобы мы с тобой повенчались по русскому обычаю. Вот и слушай...

Яхтсмен налил в свою рюмку водки и выпил, откинулся на спинку кресла с таким видом, что, дескать, готов глядеть и слушать продолжение спектакля. * ... Мечутся тоски, кидаются тоски из стены в стену, из угла в угол, от пола до потолка, оттуда через все пути и дороги и перепутья, воздухом и аером, снова вошла в творческий образ Афинская. Она встала с кресла, заходила по комнате, не переставая говорить. * ...Мечитесь, тоски, киньтесь, тоски, и бросьтесь, тоски, в буйную голову Павла, в тыл, в лико, в ясные очи, в сахарные уста, в ретивое сердце, в ум и разум, в волю и хотение, во все его тело мощное, во всю его кровь горячую, и во все его кости, и во все его составы: в семьдесят составов, полусоставов и подсоставов...

Яхтсмен теперь уже с интересом слушал Афинскую. В её заговоре-заклинании было что-то магическое, неясное. Но ему очень нравилось, как она проникновенно говорила, хотя по телу почему-то пробежала дрожь. * ...И во все его жилы, - продолжала Афинская, не обращая на него внимания, - в семьдесят жил, полужил и поджилков. Чтобы Павел тосковал, горевал, мучился всяк день, по всяк час, по всякое время, нигде бы не пробыть не мог, как рыба без воды. Кидался бы бросался из окошка в окошко, из дверей в двери, из ворот в ворота, на все пути и дороги и перепутья с трепетом, тужением, зело спешно шел бы и бежал и прибыть бы без Татьяны, своей невесты, и минуты не мог. Думал бы о ней не задумал, спал бы не заспал, ел бы не заел, пил бы не запил и не боялся бы ничего; чтобы она ему казалась милее свету белого, милее солнца пресветлого, милее луны прекрасныя, милее всех и даже милее жизни своей... Ты согласен с моими словами, - вдруг спросила Афинская и в её глазах сверкнули какие-то отчужденные искорки. * Да, Таня, - сказал Яхтсмен, - ты мне дороже жизни. Я за тебя любому горло перегрызу. * Это хорошо, - опять как-то загадочно сказала Афинская и стала раздеваться.

Он неуверенной рукой потянулся к бутылке с водкой, взял её, чуть не опрокинув, налил полный бокал, из которого пил старое вино, и, разливая по бороде, выпил до конца. Он так и уснул в кресле, выронив бокал на пол.

Этот день для него стал самым радостным в жизни...

ГЛАВА 24. ЮРАЙТ

Юрайт уже два часа наблюдал, как следователи во главе с лейтенантом Стельновым осматривали квартиру. Правда, обычным осмотром назвать это можно было с большой натяжкой. Они лазили по книжным полкам, заглядывали в ящики тумбочек и столов, перевернули белье на кровати, которую Юрайт так и не застелил. В ванной Инка забыла расческу, и следователи аккуратно упаковали её в целлофановый пакет.