Нищий Король

Нелёгким делом оказалось вернуть мятущегося Короля в состояние покоя. Мать и дочь, с двух сторон, утешали монарха, как могли, клятвенно заверяли, что под их кровом и неусыпной опекой его персоне ничего не грозит, поили Короля настойкой валерианы, и, кое — как, после двух часов уговоров, Его Величество разрешил вывести себя к столу, а уж тут — то, обильные яства вернули Королю прежнюю бодрость духа.

Он понемногу стал припоминать, как храбро встретил великана, и как, одними внушениями и царственным своим видом, обратил гадкое чудовище в бегство, а уж, потом, изрубить, морально уничтоженного великана, было плёвым делом, которое мог сделать любой, но не будет же сам Король марать руки, вот он и отправил старуху — мать докончить дело.

Женщины полностью подтверждали каждое слово Его Величества, и, даже, прибавляли, что — то от себя, о поразительной смелости и находчивости Короля.

Постепенно обед перерос в пир, по случаю победы Великого Короля.

— Самое важное, после любой войны, не как всё было, а как об этом расскажут! — мудро изрёк Его Величество — Правда — это официально принятая трактовка событий!

Пир проходил до того весело, что, даже, зайцев пустили к столу, вернее около стола, что бы Король мог бросать им объедки. На патифоне играла пластинка с песнями Стаса Михайлова. Заяц тут же подрядился развлекать почтенную публику танцами. Зайчиха воздержалась, она, видите ли вы, считала унизительным для себя, зарабатывать подобным образом.

— Ну и сиди голодная! — рассмеялся над гордячкой Король и перестал, совсем, швырять ей объедки, перенаправив их в пользу Зайца.

Косой же танцевал на славу и вознаграждение получал соответственно величине своего таланта, он быстро подхватывал с полу обгрызенную куриную или гусиную ножку, совал себе за щеку, и, задорно пританцовывая, обсасывал с них остатки мяса и кожи. А потом пошло лучше — Заяц стоял, замерев, с открытым ртом, а Король бросал на меткость, целясь прямо в рот косому, шарики накрученные из яблочного пирога. Всякий раз, когда Король попадал, мать и дочь бурно аплодировали, и рассыпались в комплиментах в адрес Его Величества.

А какой же праздник победы без хорошей выпивки? Хорошей не нашлось, но, в честь такого повода, Король снизошёл до пития вина стоявшего, уже, сорок лет в подвале, и как сказала старуха — мать, дожидавшегося такого торжественного часа, когда их осчастливит своим визитом сам Король.

После пары кубков, неожиданно, мать завела разговор о помолвке, что вот её старшая дочь, да и младшая, тоже, если Король того пожелает — такая идеальная пара, и что пора бы им скрепить общее стремленье к скорой свадьбе помолвкой, заверить которую собственными подписями на докумете, так удачно оказавшемся под рукой, они могут тут же.

Мать, с поклоном, разложила перед Королём пожелтевший папирус на котором выцвевшими от времени чернилами был прописан текст — договор о помолвке, в котором в витиеватых выражениях сообщалось, что подписавшийся ниже король обязуется взять в законные супруги ниже подписавшуюся даму.

Король опустил глаза на нижнюю часть документа, где удивительным образом, уже, красовалась подпись его будущей супруги. Чернила у подписи давно выцвели, представляя собой бледные чёрные закорлючки.

Этим вечером Его Величество был в хорошем настроении, ведь не каждый день доводится побеждать великана — людоеда, так что он быстрым росчерком пера поставил свою размашистую подпись — крестик под документом, а выполнять его условия или нет, он решит потом, на то он и Король! И не такие договоры нарушал!

Едва Король оторвал кончик пера от бумаги, мать, свернув папирус трубочкой, спохватилось, что время, уже, позднее, а молодым нужно, ещё, пойти поворковать наедине.

Девушка встала, помогла встать Королю и повела его в дом, а мать, сама, осталась прибирать со стола и отмывать засохшую кровь с пола, а то до неё весь день руки не доходили.

Зайцам было позволенно облизать тарелки, здесь — то и сломалась несгибаемая гордость Зайчихи, она заграбастала все тарелки себе, а брату сказала только:

— Ты и так достаточно за свои танцы получил.

— Так я же работал, вот и получил, не тебе же я должен заработанное собственным трудом отдавать?! — разобиделся косой.

— Должен! Должен! — вспылила Зайчиха — Всегда так было, один — работает, другой — ест! Это — экономический закон, Адама Смита почитай!

— А что у него такое есть? — удивился Заяц.

— Не знаю, — буркнула Зайчиха выбирая краюхой хлеба жир с тарелки — должно быть. А если нет, значит он — болван, такой же как и ты!

— Это я — болван? — насупился Заяц.

— Конечно ты, а кто же ещё? — Зайчиха жадно уплетала пропитавшийся жиром хлебец.

— А разве у болвана может быть такая штука? — он показал сестре ключ от ворот.

— Раз у тебя есть, значит может, — холодно пояснила Зайчиха.

— А вот, сейчас, они улягутся спать, я ворота отопру и буду таков, ищите ветра в поле, — рассказал свой план косой.