Нищий, вор

— Уже поздно, — принялась оправдываться няня. — В это время она начинает капризничать.

— Я как-нибудь зайду к вам утром, — сказал Уэсли. В маленькой кухне его по-взрослому низкий голос звучал громко и резко, и Инид закрыла уши руками.

— Мисс, ведите себя как следует, — сделала ей замечание няня.

— Это я, наверное, слишком громко говорю, — виновато заметил Уэсли, идя вслед за Рудольфом в гостиную. — На судне привыкаешь — приходится перекрикивать и ветер, и море.

В гостиной Рудольф налил себе еще мартини, выжал в него ломтик лимона и вдруг почувствовал, как он рад, что Уэсли пришел к нему в гости и захотел повидаться с Инид. Может быть, когда-нибудь в далеком будущем мы снова станем единой семьей. У меня почти нет личной жизни, с грустью подумал он, и ему стало жаль себя. Надо держаться своей семьи. Он одинок, не связан брачными узами — эпизод с Жанной ушел в прошлое и почти забылся, дочь — под надежным присмотром, к тому же она еще в таком возрасте, когда он видит в ней всего лишь прелестную игрушку, так что, едва он начнет общаться со своими племянниками, они станут ему нужнее, чем он им. И все-таки пусть это случится поскорее.

— Какая бы причина ни привела тебя в Нью-Йорк, — сказал он взволнованно и приподнял стакан в знак приветствия, — я страшно рад тебя видеть.

— Спасибо. — Уэсли, немного смущенный, тоже поднял свой стакан.

— Надеюсь, больше в барах не дерешься, — улыбнулся Рудольф.

— Не беспокойтесь, — сдержанно отозвался Уэсли. — Я с этим покончил. Хотя, бывает, кулаки так и чешутся. В нашей школе много черных, и они часто дерутся с белыми, а белые — с ними. Меня, наверное, считают трусом. Ну и плевать — переживу. Я получил хороший урок. И потом, когда отец забирал меня из военной школы, я дал ему обещание не драться. И нарушил это обещание только раз. Причем при особых обстоятельствах. — Уэсли мрачно смотрел в стакан: сейчас он казался старше своих лет. — Всего раз. Говорят, каждая собака имеет право один раз кого-нибудь укусить. В память об отце я должен держать свое обещание. Это самое малое, что я… — Он замолк, стиснул зубы. Рудольф испугался, что парнишка вот-вот расплачется.

— Конечно, должен, — поспешно сказал он. — А где ты остановился?

— В общежитии Христианской ассоциации молодых людей. Там совсем неплохо.

— Послушай, — сказал Рудольф, — завтра утром я увожу Инид в Монток к ее матери, а вернусь в воскресенье один. Хочешь прокатиться со мной, подышать морским воздухом?.. — Он замолчал, заметив встревоженный взгляд Уэсли.

— Спасибо, — поблагодарил его Уэсли. — С удовольствием, но в другой раз. Мне пора обратно в Индианаполис.

— Тебе не придется голосовать. Я дам тебе денег на самолет. — Когда наконец я перестану предлагать людям деньги вместо того, что им на самом деле нужно? — с отчаянием подумал он.

— Не стоит, — отказался Уэсли. — По правде говоря, мне даже нравится голосовать. Каких только людей не встретишь!

— Нет так нет, — обиженно сказал Рудольф, но осуждать мальчика за нежелание встретиться с Джин и заново пережить в памяти все события он не мог. — Но если хочешь переночевать, — добавил он, — я могу устроить тебя здесь на диване. Комнаты для гостей у нас нет, но мешать тебе никто не будет. — Гостеприимство по-родственному, а не доллары.

— Спасибо, — отозвался Уэсли, стараясь не обидеть дядю, — я неплохо устроился в общежитии.

— В следующий раз, когда соберешься в Нью-Йорк, предупреди заранее. Тут рядом есть очень приличные отели, и тебе будет там удобно. Сходим в театр или еще куда-нибудь… — Он не договорил. Чего доброго, парень решит, что он подлизывается…

— Обязательно, — неуверенно согласился Уэсли. — В следующий раз. А в этот раз, дядя Руди, я хочу поговорить с вами об отце. — Он испытующе вгляделся в Рудольфа. — Мне не довелось близко знать отца. Я встретился с ним мальчишкой, может, я и сейчас мальчишка, но мне хочется узнать, что он был за человек… Понимаете, о чем я говорю?

— Пожалуй.

— Я составил список людей, знавших отца в разные периоды его жизни, и вы с тетей Гретхен стоите первыми в этом списке. А как же иначе?

— Да, конечно. Как же иначе. — Рудольф боялся вопросов, которые ему могут задать, боялся ответов, которые вынужден будет дать этому высокому серьезному юноше.

— Когда мы с ним познакомились, — продолжал Уэсли, — я сразу стал смотреть на него как на героя, чуть ли не святого, потому что он так относился ко мне, к Кейт и Дуайеру, и от каждого умел добиться всего, что нужно, ни разу не повысив голоса, и, что бы ни случилось, оставался хозяином положения. Но он ведь не всегда был такой. Я смотрел на него глазами ребенка. Я хочу понять его по-настоящему. Для своего же блага. Это поможет мне понять себя. Каким я хочу стать, что делать в жизни… Извините меня, я совсем запутался… — Он раздраженно передернул широкими плечами.

— Не так уж ты далек от истины, — ласково ответил Рудольф. — Я все тебе расскажу… все, что помню. Но сначала нам следует, по-моему, пойти поужинать. — Первая заповедь цивилизации: прошлое подождет.