Нисхождение

Марш второго дня прошел без происшествий, но физически оказался тяжелее вчерашнего – Сплин уже с ностальгией вспоминал вчерашний дождь и прохладу. Бесконечной чередой сменялись холмы, овраги, русла быстротечных ручьев, колючий царапающийся подлесок, высокая трава с режущими плоскими стеблями и стелющаяся травка, опутывающая ботинки подобно охотничьим силкам. Поверхностей, на которых оставались бы долговременные следы, хоженых троп, особенно вдоль русел, и вообще легких, а поэтому предсказуемых для потенциальных преследователей путей, старались избегать. Пришлось сделать крюк и обойти по дуге местность, где пришлось бы следовать без возможности маневра вдоль довольно узкого желоба зажатого складками местности с крутыми каменистыми склонами. Временами шли болотистыми низинами, неглубокими, чуть выше колена, местами по пояс. Вонь от прокисшей застойной массы, поросшей травой и покрытой клейкой тиной, стояла такая, что сперва впору было надевать респиратор, а потом ничего, принюхались – зато маловероятно, что сюда враги сунутся. Оставалось надеяться, что курс иммунизации, проведенный перед отправкой на место, окажется достаточно эффективным.

Приходилось внимательно смотреть под ноги, там и сям шелестели в зарослях или сновали в воде змеи или еще какие-то разнокалиберные гады, контактировать с которыми было бы крайне нежелательно. Ультразвуковые излучатели действовали далеко не на каждого встречного и поперечного. Отряд менял направление, закладывал «колена» и «петли». Несколько раз на местности с относительно разреженной растительностью, где меньше возможность натолкнуться на потенциальных преследователей, выполнялись «восьмерки» с выходом из петли под неожиданным углом в месте, где есть несколько вариантов последующего движения, в числе которых и прежнее направление. Замыкающий посыпал поверхность в поворотных точках и местах пересечений «Откатом». Периодически, особенно перед тем, как пересечь открытое пространство, все останавливались и замирали, напряженно вслушиваясь и всматриваясь в поисках признаков человеческой активности: движения, неестественно правильных форм, составляющих контуры оружия, бряцания снаряжения, подозрительно громких криков потревоженных птиц и животных или, наоборот, их необычного отсутствия. Но все было спокойно. В небе над деревьями время от времени слышался звук моторов летательных аппаратов, но ни один не задерживался и не принимался кружить над головами.

Неизвестно, что происходило во внешнем мире, что стало с Лутаром, насколько активно их ищут и какими силами, как их примут в расположении бригады, если они доберутся до своих, которые, судя по тому, как кинули с эвакуацией, не такие уж и «свои». Глядя на исполинские вековые деревья, обвитые лианами, чьи пышные кроны создавали у земли полумрак даже при ярком дневном солнце и пропускали лишь колодцы света, невольно приходили мысли о человеческой мелкости и уязвимости.

Сплин вдруг остро почувствовал затуманенным усталостью сознанием какую-то волчью неприкаянность, осознал что выпал из привычного в прошлой жизни круга вещей и событий, покинул свою нишу в социальной системе и теперь ничто не препятствует его гибели и никого у него нет, кроме ребят из взвода, которые сейчас, задыхаясь, как и он сам, месят непросохшие после ночного дождя склоны холмов. Причем нельзя было, наверное, назвать их «друзьями» или тем более «братьями». Сплин даже не знал толком, кем были и чем занимались большинство из них в прошлой жизни, до того, как попали сюда, а расспрашивать было как-то не принято. Со многими на гражданке он не стал бы и общаться лишний раз по своей воле, как, впрочем, и они с ним, но здесь все искусственные условности не имели значения. Здесь имело значение только одно: на месте ли у тебя яйца.