Нисхождение

Через полчаса вылезли из низины на склон, закапал дождь. Потом вдруг в несколько секунд свинцово-фиолетово небеса разверзлись и вода, немного рассеиваемая кронами деревьев, хлынула на землю не по отдельным каплям, а подобно водопаду, сплошным потоком, ощутимо давящим к земле. Сплин представить не мог, что дождь может быть таким сильным. Поверхность стала скользкой – даже относительно некрутые склоны приходилось одолевать, двигаясь наискосок или зигзагами. Взвод следовал в целом параллельно границе с Портлэндом в сторону Моравии, но периодические смены направления с целью запутать возможных преследователей или избежать труднопроходимых участков полностью дезориентировали Сплина, и не его одного. Через пару часов ему и вовсе стало все по барабану – в череде подъемов на очередную складку местности и спусков перед подъемом на следующую, регулярно спотыкаясь и поскальзываясь на раскисшей почве, он тупо ковылял в строю, превозмогая начинающую ворочаться боль в колене и ребрах, а также тотальную усталость. Гром раскалывал небо почти непрерывно, сполохи молний расцвечивали тучи причудливыми дугами, заливая все вокруг ярким синеватым светом, словно отсветы от гигантской электросварки. Шквалистый ветер с воем и стонущим скрипом раскачивал деревья. Временами слышался треск падающих ветвей и сломанных стволов.

Все это было бы в какой-то мере красиво, если бы не было так мокро и противно. Сплин малость оглох от грома, так как они были на существенном возвышении, ближе к уровню облачности. Какое-то время спустя, дождь поутратил интенсивность, грозовой фронт, рокоча, сместился в сторону, периодически мигая розоватым заревом молний на низко висящих тучах. Объявили короткий привал. Сплин стащил ранец и уселся на него, привалившись спиной к дереву. Острое чувство облегчения от прекращения изнуряющих усилий быстро сменилось ощущением знобящего холода. Он глотнул спирта-семидесятки. Горящий напалм ожег горло, перехватил дыхание, прокатился по пищеводу, рванулся обратно, но, в конце концов, разлился теплом по пустому желудку. Это немного согрело, притупив мерзкое ощущение от пребывания в насквозь промокшей и склизкой камуфляжке, но колотун не прекращался, как при гриппе. Когда велели строиться, Сплин почти обрадовался. А зря.

К вечеру он основательно дошел до ручки. Ломило все тело, особенно ноги и плечи. В горле было сухо, как с похмелья, в голове – гул, в глазах – пелена, кровь ломилась в башку так, что пульс отчетливо ощущался внутри шеи и отдавался звоном в ушах – избыточное кровяное давление распирало череп чуть ли не до мозговой рвоты. В травмированном колене обосновался еж с ржавыми шипами длиной в метр – по ровной поверхности еще ничего, но стоило дать повышенную нагрузку при подъеме или спуске, как сгибание-разгибание коленного сустава причиняло ноющую боль. Треснутые ребра тупо резало. Осколочное на ляжке немного подтекало, но болело пока терпимо, так как гель, которым был залит раневой канал, имел анестезирующие свойства. Несколько раз двигались по мелким ручьям с каменистым дном, чтобы скрыть следы. Бахилы не одевал, так как уже промочил ноги ранее. Постоянно мокрая обувь натерла ступни сверху на суставах пальцев и местами на подошве, так, что каждый шаг тем или иным образом задевал по крайней мере одну мозоль. Сплин считал, что шкура на ступнях за время долгой беготни достаточно задубела, и уж мозоли-то ему точно не грозят. Но он ошибся, кажется, один из законов Мерфи гласит, что все, что может испортиться – портится, что не может – портится тоже. Постепенно мокрые разношенные ботинки раздались в размерах, ступни при ходьбе по пересеченке ездили внутри туда-сюда, так что ничего удивительного. Постоянный тупой болевой фон, разлитый по нервной системе, регулярно нарушался более яркими вспышками. И это только первый день. А еще неделя. Это, если все пойдет гладко. Где, интересно, Доплер собирается раздобыть воздушное судно? В Моравии их тоже никто не ждет. К тамошним официальным властям обращаться опасно – того гляди продадут Лутару. А ну-ка в жопу все, думать не было сил, Сержанту виднее. Он вспомнил безмятежное лицо убитого Лернера, возможно, его постигла не столь плохая участь – почти мгновенное избавление от всех страданий. Остальные чувствовали себя не лучше, что немного грело душу.