— Как вы собираетесь обходиться без холодильника? — спросил Адамс.
— О, я покупаю еду в маленьких банках и тут же съедаю ее. И не больше пары яиц за раз.
Сейчас Адамс исследовал кровать.
— Будем здоровы! — произнес Ингхэм, протягивая Адамсу его стакан.
— Будем! — кивнул Адамс. — А где же ваш друг?
Ингхэм сказал, что его комнаты находятся под комнатами Иенсена.
— Он спустится к нам через пару минут. Наверно, работает. Садитесь. Можно на кровать, если хотите.
— Здесь есть ванная комната?
— Есть кое-какое приспособление. Во дворе. Туалет. — Ингхэм надеялся, что Адамс не станет его осматривать. Еще пару минут назад ему было плевать на это, подумал он.
Адамс уселся.
— И вы можете здесь работать? — с сомнением в голосе спросил он.
— Да, а почему пет? Не хуже, чем в бунгало.
— Вы должны следить за тем, чтобы у вас было достаточно еды. И свежей еды. Что ж, — он поднял свой стакан, — надеюсь, вам здесь понравится.
— Спасибо, Фрэнсис.
Адамс посмотрел на оранжевый хаос Иенсена. Это была единственная картина из трех, на которой стояла его подпись. Адамс улыбнулся и покачал головой:
— Только от одного взгляда на эту картину мне становится жарко. Что это такое?
— Я не знаю. Вам надо спросить у Иенсена.
Иенсен спустился к ним. Ингхэм налил ему скотч.
— Вам что-то удалось узнать о собаке? — участливо поинтересовался Адамс.
— Нет.
Их разговор протекал довольно скучно, но вполне дружелюбно.
Адамс поинтересовался, на какой срок Ингхэм снял эти комнаты и какую сумму заплатил за них. Для второго круга выпивки льда уже не осталось. Иенсен расправился со своим вторым стаканом довольно быстро и, извинившись и сославшись на то, что должен работать, оставил их вдвоем.
— У вас есть какие-то новости от вашей девушки? — поинтересовался Адамс.
— Нет. Она, видимо, ждет моего письма. Может, сегодня.
Адамс взглянул на свои часы, и Ингхэм вдруг вспомнил, что сегодня среда и Адамсу надо домой, чтобы вести свою вечернюю радиопередачу. Ингхэм испытал некоторое облегчение: ему совсем не хотелось ужинать вместе с Адамсом.
— Вчера я ездил в Тунис, — сообщил Адамс. — Там мне попалось грязное слово, написанное на одной из портняжных мастерских — по всей видимости, еврейской.
— О?
Адамс кашлянул.
— Я не знаю, что значит это слово. Но я спросил у одного араба. Тот рассмеялся. Это одно из тех слов, которые не переводятся!
— Я уверен, у евреев сейчас тяжелые времена, — небрежно заметил Ингхэм. — Фотография «Восставшая Арабия» в одном из воскресных номеров «Обсервер» могла вдохновить на геройство любого: открытое море, орущие рты, грозящие кулаки, готовые сокрушить все и вся.
Адамс поднялся:
— Мне пора возвращаться к себе. Вы помните — сегодня среда. — Он направился к двери. — Говард, мой мальчик. Я не знаю, как долго вы собираетесь торчать в этой дыре.
«Он стоит достаточно близко от открытой двери, чтобы увидеть туалет, — подумал Ингхэм. Иенсен только что воспользовался туалетом, а он, выходя, никогда не закрывал за собой дверь.
— Я не считаю, что здесь уж так плохо… при такой погоде. Но вряд ли вам будет здесь удобно. Я посмотрю, как вы запоете, когда вам захочется холодного лимонада… или просто как следует выспаться ночью! Вы, кажется, решили наказать себя этим… «хождением в туземцы». Вы ведете жизнь человека с душевным надломом, но ведь вы не такой.
Совсем не такой.
— Мне иногда нравятся перемены.
— У вас что-то на уме, что не дает вам покоя.
Ингхэм промолчал. Возможно, его слегка волновала Ина. Но никак не Абдулла, если Адамс намекал на это.
— Это вовсе не тот способ для цивилизованного человека, при помощи которого цивилизованный писатель накладывает на себя епитимью, — покачал головой Адамс.
— Епитимью? — засмеялся Ингхэм. — Епитимью за что?
— Вы сами это знаете, — более резко произнес Адамс, хотя и продолжал улыбаться. — Я думаю, вы довольно скоро обнаружите, что все эти упрощения — бесполезная трата времени.
«Да кто ты такой, чтобы говорить о бесполезной трате времени, — подумал Ингхэм, — ты, часами разгуливающий с рыбьей острогой и ни разу ничего не поймавший».
— Вряд ли, если я буду работать… а я работаю. — Ингхэму стало противно из-за того, что он оправдывается перед Адамсом. С какой стати?
— Это не для вас. Вы сражаетесь против мельниц.
Ингхэм пожал плечами. Разве вся эта страна не сражается против мельниц и разве это не чужая страна? И почему все, что он делает, должно крутиться вместе с мельницей?
— Я вас провожу до дороги. Тут легко заблудиться, — как можно вежливее сказал он.
Глава 16