Читаем Нить Ариадны полностью

Помимо той информации, которую содержат изображения на погребальных стелах, многое говорят сами имена. Некоторые из них свидетельствуют о метрополии Херсонеса, Гераклее Понтийской, находившейся на южном побережье Понта Эвксинского, поскольку встречаются где-либо в другом городе. Наряду с дорийскими греческими именами встречаются имена негреческого происхождения: иранские, пафлагонские, фригийские, фракийские. Это позволило поднять вопрос об этническом составе населения Херсонеса. Наличие иранских, пафлагонских, фригийских имен можно объяснить тем, что в составе первых переселенцев из Гераклеи были не только эллины, но и «варвары», воспринявшие эллинские обычаи и культуру. Фракийские имена, скорее всего, принадлежали переселенцам с западного берега Понта Эвксинского, с которым херсонеситы поддерживали теснейшие связи на протяжении многих веков.

Г,Д. Белов

Изучая надписи Херсонеса, Э.И. Соломоник обратила внимание на две стелы, выполненные рукой одного мастера, с именами Геро и Гермодора. Девушка и юноша, принадлежавшие к разным семьям, были погребены рядом и в одно время. Все это натолкнуло исследовательницу на мысль о какой-то любовной трагедии, оборвавшей жизнь Геро и Гермодора, наподобие той, которая вдохновила Шекспира на создание «Ромео и Джульетты».

Одна из неординарных стел, изготовленная из мрамора, содержит стихотворную эпитафию, раскрывающую личность покойного юноши:

Странник, скрываю собою я юного Ксанфа, которыйБыл утешеньем отца, родины милой красой,Сведущим в таинствах муз, безупречным в сонме сограждан,Чтимым средь юношей всех, светлой звездой красоты.В битве за родину был он завистливым сгублен Ареем.

Как мы видим, погибший в бою за родину Ксанф был не только воином, но и поэтом. Не потому ли он был удостоен стихотворной эпитафии?

Среди погребальных стел Херсонеса имеется обломок камня с живописным изображением юноши. Ни один из великолепных этрусских или южно-италийских погребальных памятников не сохранил портрета покойного, подобного херсонесскому. Удивительное чувство охватывает вас, когда вы оказываетесь с ним лицом к лицу. В повороте головы, выражении глаз, очертании губ есть что-то такое, чему сразу не найдешь определения. Возможно, это объясняется какими-то чертами внешности греков, которые не могли быть переданы скульптурны¬ми изображениями. Или это неведомая творческая манера, при всей своей скупости художественных средств отличающаяся редкой выразительностью?

До этой находки было известно еще одно живописное изображение на камне из Херсонеса — надгробная плита Апфы, жены Афинея, середины IV в. до н.э. Апфа представлена в длинной темной одежде, с капюшоном, накинутым на голову. Она грустно взирает на тянущегося к ней ребенка, прощаясь с ним. Живопись теперь утрачена, и мы можем судить о ней лишь по сохранившейся копии.

Обе стелы написаны в характерной для древности технике энкаустики. Древние авторы дали восторженное описание картин, созданных восковыми красками, правдиво передающих натуру, показывающих капли росы на цветках, темные треснувшие от зрелости плоды фиги, естественный румянец яблок. Римский натуралист Плиний Старший, давший краткое описание работы художников с энкаустикой, писал: «Она не повреждается ни солнцем, ни ветром».

Мы можем к этому добавить: ни временем. Это впервые доказали найденные в конце прошлого века в Фаюме (Египет) живописные изображения покойных на деревянных досках, вошедшие в историю искусства под названием «фаюмские портреты». Они относятся ко времени существования Египта как римской провинции (II—III вв. н.э.) и, следовательно, насчитывают почти две тысячи лет. Впрочем, исследования показали, что техника энкаустики была известна египтянам уже в III тысячелетии до н.э. Она использовалась в росписи древнеегипетских гробниц.

Но не является ли причиной удивительного долголетия энкаустики сухой климат Египта, в земле которого сохраняются тысячелетиями даже хрупкие листы папируса? Находки энкаустических росписей на камне в Херсонесе, равно как и в Керчи, возникшей на месте столицы Боспорского царства Пантикапея, убедительно показали, что дело не в египетском климате, а в удивительной стойкости восковых красок.

Когда о ком-нибудь говорят, что «он отдал жизнь театру», подразумевается, что речь идет об актере или режиссере. Между тем эти слова применимы и к человеку несценической профессии, например археологу, если ему удалось открыть театр, удалив завалы, веками накапливавшиеся в пустотах древнего театрального сооружения, раскрыв его в напластованиях разных эпох и строительных периодов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Маршал Советского Союза
Маршал Советского Союза

Проклятый 1993 год. Старый Маршал Советского Союза умирает в опале и в отчаянии от собственного бессилия – дело всей его жизни предано и растоптано врагами народа, его Отечество разграблено и фактически оккупировано новыми власовцами, иуды сидят в Кремле… Но в награду за службу Родине судьба дарит ветерану еще один шанс, возродив его в Сталинском СССР. Вот только воскресает он в теле маршала Тухачевского!Сможет ли убежденный сталинист придушить душонку изменника, полностью завладев общим сознанием? Как ему преодолеть презрение Сталина к «красному бонапарту» и завоевать доверие Вождя? Удастся ли раскрыть троцкистский заговор и раньше срока завершить перевооружение Красной Армии? Готов ли он отправиться на Испанскую войну простым комполка, чтобы в полевых условиях испытать новую военную технику и стратегию глубокой операции («красного блицкрига»)? По силам ли одному человеку изменить ход истории, дабы маршал Тухачевский не сдох как собака в расстрельном подвале, а стал ближайшим соратником Сталина и Маршалом Победы?

Дмитрий Тимофеевич Язов , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / История / Альтернативная история / Попаданцы
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Публицистика / История / Проза / Историческая проза / Биографии и Мемуары