Анатолий невозмутимо кивнул, одновременно соглашаясь и отрицая сказанное начальником криминальной полиции. Теон почувствовал, как у него свело челюсти – они с Духов отработали вместе лет сто… ну, десять точно. Бок о бок, как это говорят на Земле. И этот жест Теон знал досконально – начмед не отступит, и ему, Теону, предстоит выстоять в словесной перепалке со старым товарищем.
– Во-первых не факт, что закадровый голос сообщил верные координаты, – резонно отметил землянин, начиная раскачиваться с носка на пятку и обратно. – Во-вторых, в Солнечной системе есть небольшие веховые комплексы на периферии, за Плутоном – тебе это прекрасно известно. И ими пользуются некоторые компании, чтобы сократить маршрут до четырнадцатого подсектора. Заодно показывают диковинку – необычного желтого карлика с обитаемой планетой и обсерваториями на Поясе Астероидов… И капитанов, нарушающих режим тишины в том районе, регулярно наказывают снятием с рейсов и переводом на другие должности.
Тиль Теон об этом тоже прекрасно знал: о вехах, которые есть, но которых как бы нет, и которыми как бы нельзя пользоваться, но если присмотреться, то прямого запрета вроде и нет… А все, что прямо не запрещено, вообще-то разрешено. Он отвел взгляд.
В первые минуты трансляции первой серии его именно это и смутило – локация лайнера. Не мог он оказаться на границе с Солнечной системой. А если и оказался, то диспетчерская должна об этом знать – иначе как навигатор лайнера ввел координаты транзакционного перехода и номера нужных вех?
– Я узнавал у наших операторов, – признался он, наконец, – они ничего не видят по указанным в трансляции координатам. И потом, Анатолий… У лайнера есть порт приписки и владельцы. У них ничего не болит, если корабль оказался скварр[6] разбери в какой переделке и терпит бедствие? – Теон взял персональный креоник, вызывая транспортную прокуратуру.
– Тобиус Торган у аппарата, – прошелестел дежурный.
Теон бросил суровый взгляд на Духова, переключил на громкую связь и представился:
– Что с подсектором тринадцать? Там какой-то лайнер терпит крушение…
– А, вы о том шоу… – В голосе дежурного послышалось плохо скрываемое удивление. – Направили опергруппу по требованию прокурора. В течение ближайших двух часов будут точные данные.
Видимо, он наделся, что начальник криминальной полиции удовлетворится его обещанием и отключится. Тиль Теон сделал пометку – установил напоминание повторить звонок через полтора часа, сам же уточнил:
– Что говорит диспетчерская: за истекшие четверо суток в этот подсектор входили корабли?
Дежурный замялся, на мгновение, но этого оказалось достаточно, чтобы Духов изогнул бровь в знакомой гримасе «А я о чем говорил». Теон оттолкнулся от края стола, развернул кресло к стене и отвернулся от старого товарища.
– Да, господин Теон. Два погрузчика, грузовик, три мелкотоннажных катера и два пассажирских судна…
Церианец сделал пометки еще и об этом.
– Так много? – Он посмотрел через плечо, встретившись взглядом с Духовым. – Со всеми удалось выйти на связь?
– Да, все отозвались на сигнал, подтвердили отсутствие поломок. Все штатно. Все успешно покинули тринадцатый подсектор к текущему моменту.
Теон выразительно посмотрел на начмеда, поблагодарил дежурного, попросив сбросить ему отчет по оперативной обстановке в тринадцатом подсекторе, и нажал отбой.
– Ну, видишь, все штатно… – он положил руки на стол и окинул взглядом товарища.
Духов был невысокого роста, крепко сложенный мужчиной. Виски чуть тронула седина, но взгляд остался таким же пристальным и зорким, как в первые годы знакомства и прикомандирования на борт корвета управления сопровождения следственных действий «Тольда», на котором Теон устроил свою штаб-квартиру. Их связывали году дружбы, парочка серьезных заварух, завершившихся «парными» шрамами: у землянина была рассечена бугристым шрамом правая сторона от ключицы к левому подреберью, у Теона – от левой ключицы к правому. След от якорной цепи «Металлурга», которой их сковали люди Раффуса семнадцать лет тому назад. Более, чем достаточно, чтобы доверять друг другу без оглядки.
Землянин пожал плечами, направился к двери. Теон чувствовал, что ему не удалось убедить Анатолия, а следом за этим и какое-то внутреннее беспокойство передалось и ему. Он включил экран телевизионной панели, нашел нужный канал – трансляция «катастрофы» была в самом разгаре. В глаза бросилось то, что как таковой сюжет отсутствовал – герои передвигались, что-то делали, говорили, в основном с какой-то обреченной настойчивостью. Камера выхватывала растерянные лица команды и перепуганные – пассажиров. Брала в основном крупные планы. Из-за этого создавалось впечатление постоянной качки. Хотелось отвести взгляд не только от этого мельтешения, но лиц людей.
Люди малосимпатичны в горе. Искривленные рты, слезы, смешавшиеся со слюной, одичалый, животный страх в глазах… Люди в момент стресса – словно отражения самих себя в кривом зеркале. И эти кадры трансляции выглядели именно так – непривлекательно в своей откровенности.