Нить курьера

— Так с чего же вы решили начать? — спросил Федчук на следующий день, как только я появился в его кабинете. «Надеюсь, поняли, что начинать надо с доказательств».

— Начну с того, — отвечал я, — что увижу Зарницкого в натуре. Посмотрю на него хотя бы издали, со стороны. Знать в лицо своего противника, его манеры — это уже немалое преимущество для охотника за шпионом.

— Неплохо, неплохо, — одобрил мои мысли Федчук. — К тому же, — продолжал он, — для задерживания Зарницкого придется все равно «выводить» из Первого района Вены к нам в зону. Так что знать его в лицо вам абсолютно необходимо.

Федчук склонился над столом, что-то пометил на лежавшем перед ним листе бумаги. Лучи закатного солнца освещали его лицо. Вскинув голову и посмотрев на меня, он снова спросил:

— Ну, а дальше?

— Затем поселюсь в Военном городке и займусь коллекционированием натюрмортов. Возможно, удастся привлечь внимание агентов Зарницкого к себе. Вот, кажется, и все, что я пока намереваюсь предпринять, хотя в мыслях забегаю далеко вперед.

— Ну, что ж, — заметил Федчук, — наметки, пожалуй, подходящие. Только все это надо делать не торопясь, в естественной обстановке и совершенно надежным способом. Советую хорошо поразмыслить над деталями.

И вот я снова склонился над тощим досье. Папка уже не блещет глянцем, листы потускнели, уголки листов оттопырились, как бы загнулись кверху.

День за днем, ночь за ночью перелистываю я эти страницы, выученные почти наизусть. Всматриваюсь в фотографию, стараясь запомнить, запечатлеть каждую деталь внешности своего противника, так сказать, в живом виде представить его перед собой.

Наконец, кажется, все продумано и учтено. Согласована и одобрено. Пора действовать.

Кафе «Будапешт», где, судя по заявлению лейтенанта Кострова, Зарницкий постоянно завтракал с деояти до одиннадцати утра, мы с Ольгой начали посещать из осторожности вечером, с наступлением темноты.

В кафе было душно и тесно. Гремел оркестр. Подвыпившая публика главным образом танцевала. Многие женщины и мужчины вели себя настолько вульгарно, что на них противно было смотреть. Однако я сдерживался.

За стойкой буфета стояло несколько девушек. Они и были объектом моего пристального изучения. Расплатившись и выйдя на улицу, мы вздохнули свободнее. Луна и звезды купались в светлой зеркальной глади Дунайского канала…

В последующие дни наведывались в «Будапешт» до наступления темноты, что избавляло от неприятного зрелища разгула и создавало условия для непосредственного знакомства с девушками, работающими в кафе. В дневное время они обслуживали посетителей.

Наиболее внимательной и любезной к нам была молодая, черноволосая, довольно привлекательная по внешности австрийка, по имени Инга. Ее лицо показалось мне знакомым. Она каждый раз сразу же подходила к нашему столику и подавала меню. Мы брали кушанья, немного напитков, были друг к другу очень внимательны, даже нежны, и это ее, по- видимому, подкупало.

Вскоре после знакомства с Ингой, я пришел в кафе «Будапешт» около десяти утра один, хмурый, расстроенный.

Подбежавшая Инга сразу заметила перемену.

— Где же фрау? — спросила она.

— Поругались, — сказал, я с грустью, — а как крепко дружили…

Инга озабоченно покачала головой. С того дня она усилила ко мне внимание и считала меня в кафе своим клиентом.

Зарницкого я увидел на следующей неделе, как только он появился в кафе.

Я сразу узнал его, хотя на его голове и не было белой повязки.

Резко толкнув дверь, он почти вбежал в помещение и, послав рукой приветствие девушкам за стойкой, сел в уголке между окном, и входной дверью.

К его столику подошла Инга.

— Как дела, художник? — весело спросила она.

В ответ он приподнял руку и щелкнул пальцами, что, по- видимому, означало — «отлично».

Подав ему кофе и пригладив рукой его волосы, она присела к столу. Между ними завязалась беседа.

Наблюдая за ним, я пришел к выводу, что он был пьян. Выпив кофе, он сразу же удалился…

Поселившись, как это и было условлено, в военном городке в Вене, в одной квартире с капитаном авиации Ковальчуком, я не только сам. «заразился» коллекционированием картин, но вовлек в это занятие и своего молодого друга.

В результате наша небольшая квартира постепенно наводнялась недорогими натюрмортами и, к моему ужасу, превращалась в миниатюрную картинную галерею.

Как и следовало ожидать, весть о нашей «болезни» быстро расползлась по всему городку.

Теперь я надеялся, что при появлении продавщицы картин жильцы городка препроводят ее к нам и мы сумеем с ней хорошо познакомиться. — А она, в свою очередь, посетив нашу квартиру, получив убедительное доказательство того, что мы, действительно, интересуемся картинами.

Дальнейшие события не заставили себя ждать.

Однажды, вернувшись домой после работы, я столкнулся с продавщицей картин лицом к лицу в маленьком и узком коридорчике нашей квартиры.

Это была Инга!

Под рукой она держала сверток полотен. Рядом с ней стоял Ковальчук, смешной, растерянный и неуклюжий.

— Здравствуй, Инга, — воскликнул я, пожимая ей руку, — есть так хочется, нет ли у тебя котлет в сумочке?