Нить неизбежности

— А теперь-то чего тебе надо? — поинтересовался Онисим, и не думая останавливаться. — Если хочешь мне помешать, то лучше уйди. Уйди от греха подальше!

— Ты что, думаешь, если я с тобой связался по заданию Ордена, значит, я тебе не друг, не товарищ, не брат? Так ты думаешь?

— Я вообще не думаю. Некогда мне думать.

— Оно и видно. — Ипат схватил его за рукав и рванул к себе. — А думать надо! Нельзя тебе не думать. Ну, найдёшь ты их, а дальше-то что?

— Дальше мы будем вместе.

— Гонять бесов всю оставшуюся вечность? Каждый день видеть, как их разносит в клочья? Да вся твоя жизнь превратится в сплошную смерть. Ты пойми, чудак-человек: чтобы куда-то прорываться, надо чтобы было куда. А здесь повсюду одно и то же — смерть, кровь, муки, разрушение и всё такое. Вернись, пока не поздно. Не о себе подумай — о них, бестолочь ты настырная! Ну?!

— Слушай, друг, товарищ и брат… А почему я должен тебе верить? Откуда мне знать, что у тебя на уме и кто тебя послал? — Онисим вырвался и пошёл дальше, не оглядываясь.

— В конце концов, ты этой девчонке обещал помочь разобраться с её покойным дружком! — Теперь Ипат уже не шёл следом, а просто кричал вслед. — Обещал и смылся! Смылся подло и трусливо! А она тебе доверяет — одного оставила, думала — дождёшься.

— А куда она делась? — спросил Онисим, не останавливаясь.

— А она сейчас, между прочим, вместе со старушкой в Массили, в госпитале Святой Агнессы-Великомученицы, костерит на чём свет стоит бригаду реаниматоров, хотя те и так в мыле. А один продвинутый интерн предлагает ей свободную койку в палате номер шесть. Ты учти — как только Мария оклемается, они вернутся. А теперь угадай, кто, скорее всего, займёт место старушки, когда та отправится-таки к своему профессору.

— К кому? — переспросил Онисим, коротко глянув на Ипата, до которого было уже полторы сотни аршин.

— Не важно! Ты одно пойми: тебе нужно, чтобы было такое место, где тебя никто не достанет, даже Шестеро Равных, а иначе во всей твоей затее нет никакого смысла — ни для тебя, ни для твоего полувзвода. Возвращайся. И учти — даже если будет куда — без нашей помощи вам не вырваться из Пекла, так что не надо со мной ссориться. Не советую. Если даже тебе наплевать на нашу дружбу, пойми хотя бы одну простую вещь: кроме меня, тебе никто не поможет, никто. Да остановись ты, в конце концов! Не будь идиотом!

— Почему я не могу найти их сейчас, а потом вернуться? — Онисим вдруг совершенно ясно ощутил, что стоит сделать ещё шаг, и в поле зрения окажется та самая сосна, за которой он гонялся последние три года, стоило погрузиться в сон или впасть в забытьё. Ноздри уже щекотал едва заметный запах хвои.

— Да потому что ты ушёл без спросу. Малыш Тлаа остался без присмотра, и ты этим коварно воспользовался. Стоит вернуться Марии или Лиде, и этот несчастный пустой дух просто забудет о твоём существовании, выход захлопнется, и броди ты по этому болоту хоть до Конца Времён. Теперь понятно?

Ещё один ответ на тот же вопрос возник сам собой — Онисим совершенно ясно ощутил, что, встретив своих, просто не сможет снова уйти, оставить их здесь — в краю рыхлого неба, гнойных рек и бессмысленной вечности, лишённой надежды и радости. Теперь он стоял как вкопанный и чувствовал, как болотная жижа медленно, но верно проседает под подошвами ботинок. Идти вперёд, если верить Ипату, нельзя, оставаться здесь — тоже, а вернуться — значит, снова сбежать с поля боя, как тогда, на сиарском берегу. Правда, тем утром уже нечего было ждать и некого спасать, но и оставаться в живых тоже было по меньшей мере нечестно.

— Не торопись. Поспешность бывает хуже предательства, — сказал Ипат, непостижимым образом в одно мгновение оказавшись рядом. — Они никуда отсюда не денутся — здесь легко погибнуть, но невозможно умереть. Ну…

Поверхность болота уже подступила к груди, а туман стелился у самых глаз и поднимался всё выше и выше, а значит, скоро можно будет на себе испытать, как это — погибнуть, но не умереть.

— Можно подумать, что тебе уже всё равно: что жизнь — что смерть, что воля — что неволя — как тогда… — Ипат склонился над ним и говорил почти шёпотом. — Ты забыл, как твоё отчаянье боролось с твоей скукой, а ты спасался от них, стараясь ни о чём не думать и ничего не хотеть… Ты забыл?

Нет, он не забыл. Как можно забыть то, чего не было… Вернее — было, но не было жизнью. И то, к чему его сейчас гонит внезапный проблеск былого отчаянья, тоже не назовёшь смертью. Вот-вот болотная жижа сомкнётся над головой, и можно будет не прислушиваться к тому, как шелестит мелкий гравий, который тащит в глубину откатывающейся волной ленивого прибоя. И можно будет не слышать того, о чём щебечут девицы, раскинувшие под солнцем свои загорелые тела, или вопят чайки, присевшие на волнолом. Да, это было, было, было… Быть или не быть — вот в чём вопрос!