Нить судьбы

— Вы не поверите, — очень тихо, почти шепотом, произнес он, — но я, действительно не знаю. Он ничего не сказал мне. Третьего дня Иван…. Иван Васильевич… пригласил меня на рассвете и сказал примерно так: «Микис, я уезжаю по очень важному делу, о котором не могу тебе ничего сказать, потому что поклялся хранить молчание. Я назначаю тебя управляющим нашей землей и нашим имуществом до моего возвращения, либо, до возвращения батюшки, если он приедет ранее меня. Тебе лучше других известно, — продолжил он, — как много неожиданностей таит в себе жизнь воина, а потому на всякий случай оставляю тебе запечатанное моей печатью письмо, которое разрешаю вскрыть только после моей смерти, засвидельствованной не менее чем двумя лицами, либо после десяти лет моего невозвращении, если всякий слух о моей судьбе сгинет. Передав мне это письмо на хранение, он сел на коня и уехал.

Старые друзья снова многозначительно переглянулись, Зайцев побледнел еще больше, и на этот раз тоже выпил стопку водки вслед за Картымазовым и Левашом.

— Они всегда были такие, эти Медведевы, — вздохнув, сказал Микис, — Покойный батюшка Василия, бывало, помню, соберет свой отряд и говорит — «Всем выспаться, вина, меда вечером не пить, с утра ничего не есть, на рассвете выступаем!» Куда, зачем — никогда не говорил заранее. Только когда уже выезжали утром — давал каждому указания что ему делать в том или ином случае и тогда только выяснялось, как далеко и по чью голову идем…. А Василий — разве не такой же? Он ведь до последней минуты скрывал, что в Литву поедет. Яблоко от яблони недалеко падает — вот и сын его такой же… Молчание он хранить поклялся …. Да думаю, просто отговорка это — чтоб я не расспрашивал, зная, что батюшка его, Василий, просил меня присмотреть за первенцем.

— Вот что, Микис, — сказал Картымазов, — если дети по молодости и неразумению ввязались в какую–то авантюру и, если вследствие этого им, быть может, грозит смертельная опасность — долой любые препятствия, которые могут помешать нам остановить и спасти их! Я думаю, ты должен дать нам это письмо! Мы прочтем его пока Иван еще надеюсь жив, чтобы не пришлось потом читать это письмо ПОСЛЕ его смерти!

Микис встал.

— Дорогие друзья, — сказал он. — При всем моем уважении, при всей любви к вам я не могу этого сделать. Я могу лишь сказать вам, как сказал когда–то Великому московскому князю, когда он хотел проникнуть в покои своей несовершеннолетней супруги — Микис вынул из ножен свой короткий греческий меч, тот самый, старый меч, с которым охранял свою давно покойную госпожу, великую княгиню Марью, и протянул его друзьям через стол рукояткой вперед. — Возьмите этот меч и убейте меня. Только после этого вам удастся получить письмо Ивана Медведева.

Старые друзья молча смотрели на него.

Грек Микис со звоном вложил меч в ножны, низко поклонился и вышел.

После длинной паузы Леваш обратился к Зайцеву:

— Ну, говори, Макар, что там пришло тебе в голову…

Зайцев вздохнул и начал говорить.

— Помнишь, Лукич, в году восьмидесятом, когда мы с тобой были в войске покойных уже ныне братьев великого князя Бориса Волоцкого и Андрея Большого, мне поручили сопроводить их жен из Витебска, где они пережидали, когда кончится вся эта заварушка.

— Хорошо помню! — ответил Картымазов. — Тебя послали за ними, а меня в Москву.

— Совершенно верно, — продолжал Зайцев. — Так вот когда мы возвращались, во время одного из привалов, перекусывая в березовой рощице, княгиня Ульяна сказала своей золовке: «А ты знаешь, я случайно повстречала в Витебске своего бедного дальнего родственника Ивана Лимонова, а живет он очень бедно в своем захудалом имении в Белоозерске. Так вот этот Лимонов похвастался, как ему повезло — оказывается Софья–то, золовушка наша московская сбежала на Белоозеро с частью казны великокняжеской, и там, на месте, эту казну куда–то прятали и его к этому делу привлекли, так что он прилично заработал, а при случае рассказал, что хитрая Софья большую часть казны спрятала отдельно, чтоб даже ее супруг Иван не знал об этом. Ты видишь какая! Небось, для сына своего новорожденного Василия приберегла на будущее!» Я хорошо запомнил этот разговор, потому что был очень удивлен и решил что это просто завистливые женские сплетни. Я не знал тогда, а только потом после Великого стояния на Угре узнал, что великий князь из боязни, что Ахмат все–таки возьмет Москву, действительно всю казну с Великой княгиней на север направил и в разных местах спрятать велел!

Леваш с такой силой хлопнул себя по лбу, что все вздрогнули.

— Конечно! — воскликнул он — Ведь Аристотелев получил свою землю прямо из рук Великой княгини Софьи! Он — ее человек! И у него в гостях во время масленицы они там все о чем–то сговорились! И гонец от него прискакал вовсе не из–за шапки!

— Я боюсь, — тихо сказал Зайцев, что «Василий» — это сын Софьи, «казна» — это та самая часть, о которой говорила княгиня Ульяна, а прямая дорога на Белоозеро лежит через Клин.