— Застала дома обоих, Анисья не нарадуется платью, говорит: «Подошло, будто на нее шито». Счастливая, веселая, говорит, завтра снова сорочки наследнику понесет, спрашивала не зайти ли и когда государыня изволит дать ей какую–нибудь работу.
Софья задумалась.
— Сходи к ней еще разок попозже да скажи, чтоб не заходила, да и работы пока никакой нет, а про платье, что я ей дала пусть помалкивает, откуда оно у нее, а то, скажи, коль узнают при дворе Волошанки — тут же уволят ее — пусть лучше вообще никому не говорит, что она со мной виделась.
Софья снова осталась одна. Все большее беспокойство охватывало ее.
В воскресенье она своими глазами увидела Дмитрия на молебне, розовощекого, подвижного, здорового и ей показалось, что Волошанка взглянула на нее с особым вызовом.
Все это очень не понравилось Софье.
Она была слишком умна и хитра, чтобы обольщаться надеждами на то, что ничего не случилось.
Обдумав ситуацию, она пришла к выводу, что случилось худшее.
Великая княгине потребовала к себе Гусева.
— Владимир, немедленно отправь гонца к этим ребятам, что поехали за казной, если они еще не начали действовать, пусть ничего не начинают, если же что–то сделали, вот мой наказ: бросить все как есть, выбраться как можно незаметнее, отправляться к себе домой и сидеть тихо, не привлекая ничьего внимания, до следующих распоряжений. Пошлите также гонца остановить и вернуть игумена Иосифа — он уже выехал в Москву. А ты сам, Владимир, прикажи своим товарищам, чтобы в ближайшее время ни в чем не дали себя заподозрить, пусть будут все время на людях, чтобы остались свидетели, что они ни в чем не замешены и ничего не замышляют. Нам следует на пару месяцев затаиться.
Гусев изменился в лице.
— Государыня, — шепотом сказал он, — если, сохрани Господь, ты и Василий в опасности, мы готовы отдать жизнь…
— Поберегите ваши жизни на будущее, они еще понадобятся. Пока еще ничего не случилось, терпение, мой друг, терпение. Мы еще свое слово скажем.
Гусев низко поклонился и вышел. Софья удалилась в свою личную молельню.
Теперь она снова молилась о себе и сыне Василии, но мысли о престоле, великой державе и Третьем Риме отошли куда–то далеко на задний план. Случилось что–то, чего она не знала, и внутреннее чутье подсказывало, что какая–то неведомая, но грозная опасность нависла над ней, и теперь она молилась лишь о том, чтобы Господь сохранил ей и сыну жизнь и свободу…
… Городок Вологда расположился на берегу речки с тем же названием, его окружали небольшие деревеньки, и в одной из таких деревенек со смешным названием Козлена, в трех верстах от города, находился небольшой постоялый двор.
Вот на нем–то и остановились семеро молодых людей и одна девушка в мужском наряде. Они заняли две единственные комнаты постоялого двора и платили щедро, что хозяина весьма обрадовало. Он рассыпался в любезностях, предлагал самую лучшую дорогую еду и ни о чем молодых людей не расспрашивал, что, по–видимому, их вполне устраивало.
На следующий день после прибытия молодежи, прискакал запыленный всадник, весьма смахивающий на гонца, поднялся в комнату к молодым людям, пробыл там всего несколько минут, затем вместе с ними пообедал и уехал в неведомую даль, из которой появился.
Вскоре после этого молодые люди решили совершить пешую прогулку по ближайшим окрестностям.
Они захватили из гостиницы несколько корзин с вином и припасами, выбрали невдалеке на берегу реки открытое место, откуда было видно всякого, кто к ним бы приблизился, развели костер и уселись вокруг, разложив еду и откупорив бутылки, как это испокон веков делали, делают и будут делать молодые люди,
— Итак, великая княгиня дала нам два дня на подготовку, — сказал Петр Картымазов. — В субботу казна должна быть в наших руках.