Мы с Васей спешно принялись рассовывать магазины по карманам разгрузок. Бах, уже экипированный, в ожидании товарищей проверял свой АК-74. Громко лязгнув затвором, мужчина широко ухмыльнулся, показав грязно-желтые зубы.
Елки-палки, похоже, в компании с нами машина-убийца. Интересно, не намеревается ли этот бородач перестрелять мимоходом все живое по пути? Не хотелось бы…
Последний взгляд на командора. Разительное отличие от Макарова – никаких объятий и рукопожатий, лишь легкая ободряющая улыбка. Алексеев не любил сантиментов.
Не было и торжественных проводов. Казалось, Волоколамскую вообще не затронула никакая беда, она продолжала жить обычной жизнью. Проходящие мимо солдаты порой и вовсе не замечали идущих к гермоворотам людей. Да и зачем? Обыкновенная группа добытчиков уходит в обыкновенный рейд. На сей раз, правда, чуть подальше от привычных мест. Но это не повод устраивать пафосное шоу.
Лязг стальных створок долго стоял в моих ушах. Даже когда мы поднялись в вестибюль. Здесь было пусто и темно. А еще кое-где лежали сугробы из-за дыр в стеклянной крыше.
Внезапно Бах, шедший первым, резко развернулся. Прямо в мою грудь уставилось дуло автомата.
– Вы двое, – прохрипел бородач. – Особенно ты! – мимолетный взгляд в сторону замершего мальчишки. – На поверхности слушаете меня. Делаете все, что скажу, если хотите жить. Ни больше, ни меньше.
– Эй-эй! Не забыл, кто главный?! – возмутился я. – И не надо мне указывать. Двадцать лет уже в рейды хожу. Чай, не сопляк…
– Ты ни разу не был за рекой! – немигающие ледяные зрачки мужчины превратились в щели. – А я был. И знаю, что нас ждет. Поэтому под землей рули как хочешь, но сейчас главный я. Иначе мы уже трупы.
– Ладно, – махнул я рукой. – Раз так лучше будет для отряда, веди. Кстати, когда это ты успел за рекой погулять?
Ответа не последовало. Но Бах хотя бы перестал целиться в боевых товарищей из «Калаша», и на том спасибо…
Мы выходили из темного вестибюля по одному, аккуратно протиснувшись меж нагроможденных возле дверей бетонных блоков. Зимняя ночь была темна и холодна, ощутимо подморозило. Искрившийся в лунных лучах снег напоминал огромное белое покрывало. Ни единого следа на нем. Значит, вокруг ни души.
Взявшийся командовать Бах построил отряд цепью. Сам пошел впереди, Василия отправил в середину, я был замыкающим. Да-а-а, вот тебе и командир. Тылы прикрывай ему. Нет, я был вовсе не против, но ведь я товаром нагружен. И рюкзак с ценным грузом на пацана тоже не перевесишь. Пока еще Вася не показал себя в деле, нельзя на него возлагать такую ответственность…
Новотушинский проезд казался сонно-умиротворенным. В домах, шестнадцатиэтажных бетонных громадинах, было тихо. Лишь слышно, как ветер хлопает ставнями да теребит еще чудом сохранившиеся на некоторых окнах занавески. Только в торговом центре «Пятница» раздавались глухие удары и скрежет, будто кто-то грубо и небрежно передвигал мебель. Но через грязные, залепленные снегом окна никак нельзя было увидеть, что творится внутри здания. Поэтому нам пришлось миновать его очень аккуратно, держа наготове оружие.
Вскоре дорога пошла под уклон. Внезапно меня словно что-то кольнуло внутри, и я оглянулся в сторону жилых многоэтажек, пока те не скрылись из виду. Странно, почему всем кажется, что в спальных районах нет души? Я был уверен – тот, кто так считает, сам не видит дальше своего носа. В этих местах я вырос, знал здесь каждый двор, каждый закоулок. К каждому дому относился трепетно, будто сам его построил. Не перестал любить даже после того, как грянула война, превратив весь город в скопище мертвых руин. Знал каждый домик не только по его номеру, но и по архитектурному проекту. С закрытыми глазами среди них ориентировался. И дома словно отвечали мне взаимностью, открывая одиноко гуляющему среди них человеку своеобразные клады, разрешая забрать из квартир различный хабар…
И сейчас многоэтажки смотрели на меня с немым укором в мертвых глазах-окнах. Как уже старые и больные родители смотрят на выросшее и собравшееся покинуть их чадо. Дескать, куда это ты? Бросаешь нас? Не уходи, ведь мы без тебя долго не протянем…
Я поморщился и отвернулся. Что это на меня накатило? Детсад какой-то. Уже и на денек-другой не отлучишься, сразу сердце воет. Да, домоседство до добра не доводит.
Миновали железную дорогу, направляясь к обрушенному метромосту. Теперь от него осталась лишь одиноко торчащая из Москвы-реки опора, похожая на гнилой зуб неведомого гиганта. Эх, жаль, что снесло мостик. Сейчас прошли бы сразу к другой станции метро, и дело с концом. Впрочем, хорошо еще, что хотя бы так можно ходить. А то вон от жилых высоток Красногорска не осталось вообще ничего. Повезло еще, что Митино уцелело…
На обрывистом берегу реки Бах остановил отряд и долго вглядывался в темную громаду «Крокуса». Результатом осмотра он явно остался недоволен, потому что тихо, вполголоса, зарычал.
– Что такое? – спросил Вася.