Нити Данталли (СИ)

Не отрывая взгляда от спутника, Бенедикт принялся рассуждать, каково пришлось Киллиану — обожженному, лишившемуся разом всей своей семьи и дома, столкнувшемуся лицом к лицу с двумя иными — отправиться в головное отделение Культа, где старший жрец с пристрастием расспрашивал его о случившемся, требуя выдать все подробности.

Колер помнил собственную беседу со старшим жрецом Крона. Помнил, как старался сохранить голос ровным, а лицо невозмутимым, говоря о порабощении Адланны. Слушатели в составе старшего жреца и его двух приближенных тогда полагали, что пришедшего к ним новичка переполняет ненависть, но на деле это было совсем не так. На деле Бенедикта не переполняло ничего. Было лишь опустошение и необходимость снова и снова переживать в памяти тот вечер, когда Адланна ушла с данталли. Не было боли потери, не было сожаления, не было злости — лишь выжигающее само естество осознание, что за существо завладело душой супруги. А еще был вопрос: сколько людей оказалось в том же положении, сколько людей потеряло близких, потому что какой-нибудь данталли решил развлечься? Некоторые разделили судьбу Бенедикта, отправившись в Культ, но ведь это сделали не все. Не у каждого хватало на это сил, и именно таких людей нужно было оградить от напасти. Защитить, чтобы никому больше не пришлось переживать нечто подобное…

В Культ идут не только мстить. Некоторые идут туда в поисках хорошего положения, которое организация нынче может дать. Другие стремятся защитить простых людей от демонов. Третьи действительно ищут возмездия. Четвертые попросту разделяют верования Красного Культа и хотят вырвать Арреду из рук ее нынешних хозяев. Пятые пытаются стать жрецами, потому что больше им податься некуда. Разумеется, вступительные испытания проходят не все, кого-то организация не принимает, однако среди ее последователей в ряде стран Арреды встречаются обладатели каждого из мотивов. Какой был у Харта? Ведь, если задуматься, каждый из них мог иметь место…

Прервав размышления Бенедикта, Киллиан издал тихий мучительный стон, беспокойно заворочавшись на настиле. Колер замер, напряженно глядя на молодого жреца. Тот продолжал метаться во сне, капли пота стекали по вискам.

— Бедняга… — прошептал Бенедикт, сочувственно качая головой.

Киллиан вновь застонал, с силой впившись рукой в настил, резко повернулся в сторону, точно стараясь увернуться от чего-то.

— Нет… — отчетливо расслышал Колер. Он с трудом подавил в себе желание разбудить спутника и по-отечески заботливо уверить его, что все это лишь плохой сон, что все будет хорошо.

Бенедикт удивлялся собственным внезапно проснувшимся теплым родительским чувствам к этому юноше, метавшемуся в кошмаре на настиле. Не составляло труда угадать, что именно ему пригрезилось…

Харт вскрикнул. Звук собственного голоса, похоже, вырвал его из страшного видения, заставив резко сесть и оглядеться по сторонам испуганным, затравленным взглядом. Лишь столкнувшись глазами с Бенедиктом, Киллиан попытался взять себя в руки, хотя сбившееся судорожное дыхание все еще выдавало пережитый страх. Левая рука безотчетно легла на правое плечо.

— Надо признать, отдыхающий из тебя столько же скверный, сколь и караульный, — осторожно заметил Колер.

Несколько секунд молодой человек не отвечал. Взгляд его то и дело метался в сторону горящего костра, и левая рука чуть сильнее сжимала обожженную правую. Бенедикт сочувственно поджал губы.

— А говорил, кошмары не мучают…

— Да, — переводя дыхание, отозвался Харт севшим голосом, — говорил.

При следующем вздохе молодой человек поморщился, сильнее прижимая ладонь к правому плечу. Это движение было неконтролируемым, спонтанным. Поняв, как выглядит со стороны, Киллиан поспешил отнять левую руку от старого ожога, вновь затравленно взглянув на спутника. Бенедикт сочувственно покачал головой.

— Я о таких болях только слышал, — задумчиво произнес он. — Слышал, что вернувшийся изувеченным с войны солдат может вскакивать среди ночи от боли в ноге, которую пришлось отрезать еще военному лекарю. Но воочию мне такое видеть не доводилось ни разу.

Киллиан нервно усмехнулся, вновь притрагиваясь к старому ожогу и мучительно глядя на пламя костра.

— А ведь умом я понимаю, что оно не может болеть… не может гореть, как горело в тот день… но что же это тогда?..

Колер оставил вопрос спутника без ответа: он попросту не знал, что ему на это сказать.

— Часто с тобой так? — участливо справился старший жрец, кивнув на правое плечо молодого человека, и тот, прерывисто вздохнув, опустил взгляд.