Нити Данталли (СИ)

— Если бы ты просто увел их или завладел на время их сознанием, за нами была бы погоня, рано или поздно пришлось бы столкнуться с преследователями. Сейчас нас оставили в покое, потому что Колер увидел, на что ты способен и понял, что угрожать тебе ничем не может, — нахмурилась охотница. — Возможно, я действительно была права в чем-то, но и ты был прав: это война. Иногда приходится действовать радикально. У меня тоже было время, чтобы понять это.

— Я не отрекаюсь от своих слов, — покачал головой Мальстен. — Но ведь ничто не мешает мне при этом помолиться Рорх за справедливое отношение к душам моих… жертв. Колер — тоже умелый кукловод, и эти пятнадцать человек были его марионетками. Опасными для нас, но марионетками. Почти подневольными. Они слепо выполняли его приказ, и мне пришлось бы защищаться от них в любом случае. Способ я выбрал сам. Уверен, Колер не станет молиться об их душах, они ему безразличны, но кто-то ведь должен это сделать.

Аэлин тяжело вздохнула.

— Говорят, что каждой такой молитвой ты отдаешь частичку своей души за успокоение чужой.

— Я отдал бы ее всю, если б мог, — усмехнулся Мальстен. — К тому же Культ верит, что у таких, как я, ее в принципе нет.

Охотница скептически нахмурилась. Данталли вновь посмотрел на алтарь и повторил ритуал. Каждый раз он произносил одни и те же слова, но каждый раз они звучали по-разному. Аэлин чувствовала: Мальстен и впрямь воскрешает в памяти образ каждого убитого жреца. Управляя ими вчерашним утром, он отчасти был каждым из них и пережил вместе с ними пятнадцать маленьких смертей.

— Я не знаю твоего имени… — голос данталли чуть дрогнул, — но молюсь, чтобы Рорх выступила в твою защиту на Суде Богов и позволила тебе переродиться.

Подождав несколько секунд, Мальстен прерывисто вздохнул, сжимая кулак.

— У него были дети. Двое. Последней его мыслью была мысль о них, — с горечью произнес он. Аэлин сочувственно сдвинула брови. Еще вчера днем она бы после этих слов сочла бы своего спутника чудовищем, но сейчас, — не могла. Как молодая женщина ни старалась, у нее не получалось посмотреть на него по-прежнему после того, что она видела этой ночью. Никогда прежде Аэлин Дэвери не испытывала такого искреннего сочувствия к палачу. К убийце. К демону. После того, что данталли сделали с Филиппом, охотница не верила, что когда-либо сумеет испытать к этим существам что-то кроме ненависти и презрения…

— Я не знаю твоего имени, но молюсь, чтобы Рорх выступила в твою защиту на Суде Богов и позволила тебе переродиться, — успел уже несколько раз произнести кукловод. Голос его предательски подрагивал, словно незамысловатый ритуал действительно по кусочку вытягивал из него душу.

— Мальстен…

— Проклятье, — выдохнул данталли, опуская сжатую в кулак руку на алтарь.

В памяти воскресали лица солдат Кровавой Сотни. Лица родителей и учѝтеля. Лицо Эленор Крейт. Петера Адони.

Женщина поджала губы, накрыв сжатый кулак данталли своей ладонью.

— Мальстен, — мягко обратилась она и дождалась, пока он посмотрит ей в глаза, — я не могу сказать, что ты ни в чем не виноват, не могу убедить тебя, что все эти смерти не на твоей совести, это будет ложью.

— Да. Будет, — с невеселой улыбкой подтвердил Мальстен.

— Хочу лишь оговориться, что убийство пятнадцати жрецов изначально было моей идеей. Это ведь я сказала, что нужно избавиться от них. Ты предложил вариант, и я его приняла, так что, если уж говорить о монстрах, то сейчас их здесь двое.

Данталли удивленно посмотрел в глаза спутницы. Она кивнула в подтверждение своих слов и продолжила.

— Поэтому я не могу спокойно смотреть, как ты коришь себя за эти смерти, ведь я и сама к ним причастна.

— Аэлин…

— Самобичевание заразно, да, — усмехнулась она. — Поэтому я хочу хоть как-то помочь тебе, так что… возможно, это не боги весть какая помощь, но имя последнего жреца я тебе назову. Ты ведь не вознес еще только одну молитву из пятнадцати?

Ответом ей было молчание и напряженный взгляд, трактовать который женщина не смогла. Она лишь кивнула и договорила:

— Дарбер Ваймс. Он погиб последним.

Данталли внимательно вгляделся в глаза охотницы и долго не отводил взгляда.

Молчание продлилось почти минуту.

— Спасибо, — наконец, произнес Мальстен, и Аэлин поняла, что все это время не дышала. Она встрепенулась, убирая руку с ладони данталли. Он прикрыл глаза, взял один из засушенных лепестков и несколько секунд всматривался в него, словно видел на нем портрет убитого человека. Затем повторил простой ритуал, произнеся едва слышным голосом:

— Я обращаюсь к Рорх с молитвой за душу Дарбера Ваймса. Великая богиня смерти, прошу тебя, стань на сторону этого человека на Суде Богов и помоги ему переродиться.

Аэлин ощутила дуновение прохладного ветра, залетевшего в помещение, и по спине ее побежал холодок. Пламя алтарной свечи жалобно задрожало и погасло, когда Мальстен раскрошил над ним остатки лепестка.

Данталли замер, беззащитно глядя на тонкую струйку дыма, поднимающуюся от фитиля. Охотница напряженно огляделась, словно почувствовав в этом небольшом храме чье-то незримое присутствие.