Нити разрубленных узлов

– Вот. А защита бывает разной. Можно тщательно следить друг за другом. Можно запирать двери и окна. Можно проводить дни в молитвах. Но если не уберегся или не уберег кого-то из близких и дурное семя упало в благодатную почву… С сорняками ведь кто как борется. Кто дожидается, пока растение окрепнет, чтобы выполоть, не оставляя в земле корней, а кто-то попросту пускает пал.

– Хочешь сказать…

– В Катрале демонов корчуют огнем и мечом. При малейшем подозрении. Даже неоправдавшемся, – спокойно закончил Натти.

– Но одержимых демонами ведь еще нужно распознать?

– Конечно. Правда, это совсем нетрудно, если у тебя на службе есть недокровки.

– Недо… кто?

– Плод соития обычного человека и одержимого. Видишь ли, демон не может перейти из тела в тело, если только первое не умрет, а значит, не может оставить себя в потомстве. Зато наделяет своего человеческого наследника… вернее, обделяет одним замечательным свойством. Недокровка неспособен заполучить демона, как бы сильно ни желал. С детства эти несчастные страдают от неисполнимого желания стать такими, как один из родителей. А чем сильнее желание, чем больнее осознание полученного проклятия, тем острее зависть – лучшее средство для утончения природного нюха. Аромат демона живет в их памяти, нужно только легонько подстегнуть, и…

Я припомнил всплески собственной зависти, случавшиеся хоть и редко, но всякий раз добиравшиеся до самого сердца. Пожалуй, в такие минуты мои чувства и впрямь обострялись. А вот рассудок… Скажем так, притуплялся.

– Зависть, говоришь? А если завидовать не только исполнению желаний?

– Почему бы и нет? У кого-то красивая жена, у кого-то толстый кошелек, а кто-то славится своей мудростью. Поводов хватит на всех.

Это правда. Омерзительная своей кристальной простотой.

– И кто может поручиться, что…

– Что недокровка будет искренен в указании врага? – Улыбка Натти стала шире, обнажая зубы. – Никто.

– Но тогда…

Своры ищеек, снующих по городам и весям и подающих голос на любого, кто им не по нраву. Сами-то они надежно защищены от малейших подозрений самим своим происхождением, но все остальные люди каждую минуту жизни подвергаются опасности быть обвиненными и уничтоженными. Без возможности оправдания.

– Знаешь… Я не хочу отправляться в Катралу.

Рыжий расхохотался, хлопая ладонью по столу:

– Не все так страшно! Хотя… И страшно – тоже. К тому же у тебя нет выбора. Здесь ты в ближайшее время точно не сможешь оставаться.

– Это еще почему?

Карий взгляд сверкнул опасным огоньком, и эта искра словно попала в костер, кем-то сложенный у меня под ребрами. Но дрова не заполыхали жарким огнем, а наполнили грудь влажным, удушливым дымом, который, поднимаясь все выше, становился похожим и вовсе на слизь, в конце концов плотным комком вставшую прямо в горле.

А мгновением позже я понял, что не могу вдохнуть.

* * *

Тряпица, прижатая к моему лицу, была пропитана какой-то сильно, но свежо и довольно приятно пахнущей жидкостью и, хотя должна была бы еще больше затруднить дыхание, добилась совершенно обратного действия: судорожные вдохи сменились глубокими.

Натти, почувствовав окончание приступа одновременно со мной, поспешил отступить назад, чтобы оказаться вне досягаемости. И правильно сделал, потому что больше всего сейчас мне хотелось заняться душегубством.

– Что все это значит?

– Кто из нас двоих лучше умеет думать, а?

– Вино было отравлено, да?

– То, что ты выпил, не убивает. Всего лишь причиняет… небольшие неудобства.

– Ах небольшие?!

Я швырнул тряпицу на стол, развернулся к рыжему, перекидывая ноги через скамью, и тот сделал еще один шаг назад, впрочем не переставая довольно ухмыляться.

– Говорю же, от этого не умирают.

– А ты проверял?

– Если вовремя подышать настойкой тысячезрачника, ничего не случится.

– Вовремя, значит?! Но я же не знал о том, что вот-вот начну задыхаться!

– Зато я знал. Помнишь, мы пили вместе?

Он оказался так простодушно искренен в своих признаниях, что мой гнев угас чуть ли не быстрее, чем жжение в груди. Зато вопросы остались.

– Зачем это тебе понадобилось?

– Сам сообрази.

Сообразил я уже давно. Но все еще не мог поверить, что должен был действовать не как друг, а как… Кукла на веревочках.

– Сам придумал?

– Вообще-то нет. Умные люди подсказали.

Врет ведь. И проверить никак нельзя. Да и есть ли теперь смысл проверять?

– Ты понимаешь, что ты сделал?

– Лучше, чем это понимаешь ты, – ответил рыжий, серьезно и, пожалуй, чуть виновато глядя мне прямо в глаза.

– Тогда какого…

– Кое-кто только что заявлял, что не желает ехать в Катралу.

– Могу повторить это. Хоть сотню раз.

– Я бы сказал то же самое, веришь? Только слушать некому.

Все равно можно было договориться. По-другому. В конце концов, у меня оставался перед ним должок, и я бы согласился. Но видимо, вопреки словам золотозвенника в самостоятельности мне все еще отказано.

Что ж, пусть будет так. Он получит то, чего хотел.

– Каков будет первый приказ?

Натти растерянно сощурился:

– Приказ?

– Тебе надо было заставить меня подчиняться? Хорошо. Но больше я ничего не стану делать по собственной воле. Буду ждать твоих распоряжений.

– Зря ты так.