Нити разрубленных узлов

За окном темнеет. Скоро наступит ночь, за ней придет утро, а где-то позади этих двоих уже строит неведомые планы новый день. Что он готовит мне? Да и есть ли вообще разница в том, что может случиться?

Меня не станут вечно держать в детском теле, это понятно. Скорее всего, поступят так же, как с Себерро, только найдут подходящее желание и человека, который его пожелает. Куклу. Тогда я либо опять попаду в ловушку, либо вступлю в сражение с чьей-то душой, чтобы победить и… И постараться овладеть новой плотью.

Сражение. Это слово только звучит заманчиво, а на деле обещает новый приступ скуки. Мне ведь уже обо всем рассказали, не так ли? Пусть не открыли всех секретов, но дали понять, в каком направлении надо искать ключи к сундуку победы. А может быть, эсса Рен оказался даже чрезмерно щедрым. В конце концов, сторонники нужны всем. Особенно обязанные жизнью сторонники.

Кто-то любит ночь, кто-то ее боится, мне же все равно, светло или темно перед глазами, потому что я знаю: мрак может сгуститься и посреди самого яркого солнечного дня.

Так было, когда меня известили о Либбет, совершившей ту нелепую глупость. Моя племянница с детства не отличалась глубоким умом, но не должна была вступать во «врата мечты». Зачем? Почему? Я ломал голову над множеством возможных ответов. А после возвращения спрашивать было бесполезно. Наверное, ей тоже стало скучно жить, и она сбежала в… В сон за гранью реальности.

Здесь возможно все, если верить Себерро Рену. Но с другой стороны, если верить ему же, по ту сторону «врат» ничего не меняется. Просто возникает новое поле, уставленное фигурами, а игроки-то те же самые.

Мы.

Вечер, вечер, вечер… Только он один не слушается ничьих просьб и приказов. Только он придет: сегодня – ко мне, завтра – к кому-то другому.

Кто знает, может, меня просто убьют? Все те часы в обществе недокровок я не чувствовал, чтобы во мне хоть кто-то нуждался. Даже как в расходном материале. Держат при себе, чтобы не дать шанс какому-нибудь смельчаку, и только. Или на тот случай, если с моим предшественником что-то не заладится. А едва удостоверятся в успехе, убьют. Да. Наверняка. Но… Это стало бы самым приемлемым выходом.

Я не хочу воевать со своими соплеменниками. И уж тем более не хочу воевать с теми, кто по праву рождения живет в здешних краях. Да, война способна развеселить дух и разбередить кровь, но лишь случайная, нежданная, непредсказуемая. А осознавать, что тебя ждут годы, состоящие из одних сражений… Скучно.

Стать хозяином какого-нибудь клочка земли? А дальше? Владения хороши для поколений, сменяющих друг друга, но здесь невозможно продолжать свой род. А если все же решишься, получишь в наследники вечно озлобленных или рабски покорных недокровок. Да и нести в себе они будут не твою кровь, а кровь сломанной тобой куклы.

Темнота становится все гуще.

Зачем мне здесь жить? Зачем прыгать из тела в тело? Зачем умирать и снова рождаться? Смерть должна происходить лишь однажды, иначе жизнь перестает иметь цену. Туда-сюда, туда-сюда, как маятник… Себерро Рен никогда бы не признался даже самому себе, что стал часовым механизмом. Причем ущербным, ведь, когда завод кончается, приходится начинать все сначала уже среди других шестеренок. Неужели он ни разу не пытался повернуть ключ? Или решил, что проще давить чужую волю, а не помогать ей? Так на него скоро перестанет хватать кукол. Он же разборчив, если будет выбирать сам, возьмет не каждое тело, значит, рано или поздно окажется в тупике. Но пока эсса Рен живет одним мгновением, и ему этого достаточно.

Одним мгновением и для себя одного. Вот и ответ.

Только что мешало делать это дома? Присутствие более сильных и могущественных персон рядом? Ну конечно. Не смельчаки проходят за «врата мечты», нет. Трусы, обиженные и обозленные на весь мир. А я не хочу находиться среди таких.

Почти ничего не видно. Но пальцам не нужен свет. Они легко справляются без помощи глаз, разрывая на полоски грубое полотно рубахи.

Я не примкну к твоей армии, Себерро. Не дождешься. Ты говорил, что умирать будет больно? Что ж, потерплю. Я ведь уже знаю, каково это. Это тебе наверняка было трудно в первый раз покинуть тело куклы, ты же пришел в этот мир по пути «вдоха», а я очень хорошо помню лезвие, взрезающее плоть. Мою плоть. Живую. Родную. Любимую.

Ты так долго живешь здесь, эсса Рен, что уже забыл о своей родине. Забыл о славе империи Дайа, славе, складывающейся из доблести и чести ее подданных. Забыл о главной заповеди, существующей с незапамятных времен. Правда, сейчас о ней многие забыли. К примеру, те, что распяли меня на пыточной скамье. Зато я помню. Помню по рассказам отца, хмуро глядящего в глубь бокала, на дне которого осталось всего несколько слез крепленого дарриваса…

Настоящий имперец никогда не поднимет оружие против другого имперца. Даже рискуя жизнью. Когда-то этот закон помог Дайе родиться и вырасти. А исчезая, уведет за собой в небытие и империю.