Нити смерти (Сборник)

— Молодой человек, — сказал он, беря конверт из рук посетителя, — доктор Троубридж рассказал мне кое–что из того, что произошло у смертного одра вашего отца. Тут есть какая–то тайна. Я советую вам прочесть это послание немедленно.

— Нет, сэр, я не могу. Отец не любил меня и даже, как мне кажется, презирал, но я всегда повиновался ему и не чувствовал себя в силах перечить и возражать ему. Тем более, что это была его последняя воля… Но поверенный моего отца, мистер Бенбридж, сейчас уехал по делам, и регистрировать завещание будет он. А пока я чувствовал бы себя намного спокойнее, если этот документ и конверт будут не у меня, а в других руках. Поэтому я пришел просить доктора Троубриджа и… Взять их до возвращения мистера Бенбриджа и…

— И? И что же? — спросил Гранден, когда молодой человек замялся.

Дэннис снова повернулся ко мне.

— Вы знаете человеческую природу, доктор. Никто не может лучше знать ее скрытые пружины, чем врач, который видит людей, так сказать, без масок. Как выдумаете, мой отец бредил, когда предупреждал меня не жениться на Арабелле, или… — Он снова замолчал, но его взгляд был достаточно красноречив.

— Видишь ли, Дэннис, — начал я, чувствуя себя несколько неловко, — я не вижу никаких причин для сомнений. Твой отец завещал тебе все свои деньги при условии, что ты женишься на Арабелле, и, мне кажется, это указывает на его истинные чувства.

Я старался говорить уверенно, но воспоминание о последних словах Тэнтвула мучило меня. В его голосе было какое–то мрачное удовлетворение, когда он говорил портрету, что его сын и племянница хотят пожениться.

Гранден заметил мое легкое колебание.

— Сэр, — сказал он Дэннису, — а не могли бы вы рассказать нам обо всем, что предшествовало предупреждению вашего отца? Доктор Троубридж, возможно, слишком близок к вам, чтобы смотреть на все объективно, а я не знаю ни вашего отца, ни вашей семьи. Эта молодая особа и вы удивительно похожи друг на друга. Как говорится в завещании, она жила в вашей семье с раннего детства. Не скажете ли вы, как это случилось?

Как справедливо заметил мой старый друг, Тэнтвулы так похожи, что их можно было принять за близнецов. У них были маленькие прямые носы, безвольные рты и светлые кудрявые волосы. Они напоминали гипсовые статуэтки, отлитые по одной модели.

Сейчас они сидели перед нами, по–прежнему держась за руки, в их глазах застыло выражение страха и беспокойства.

— Вы помните нас, когда мы были маленькими, доктор? — спросил меня Дэннис.

— Конечно, лет двадцать тому назад меня пригласили осмотреть вас. Вы тогда только что устроились в старом доме Стивенса, и кумушки судачили о странном джентльмене, приехавшем с запада с двумя детьми и китайским поваром. Этот джентльмен отвечал грубостями на любезности соседей и никогда ни с кем не разговаривал.

— Что вы думали о нас, сэр?

— Ну… я считал вас братом и сестрой и констатировал тогда, что у вас обоих корь.

— Вы не помните, сколько нам было лет?

— Тебе, кажется, года три, а Арабелле, наверное, год — полтора.

— И когда вы снова нас увидели?

— Много позже. Тебе было лет десять. В тот раз у вас была свинка. Вы были довольно странными, очень спокойными детьми.

— Доктор Троубридж, если с вами всю жизнь кто–то жестоко обращался, если вы не помните ни одного ласкового слова или жеста от этого человека, и вдруг этот же человек делает вам подарок, позволяя вам исполнить ваше самое заветное желание, и угрожает наказать вас, если вы его не выполните, разве у вас не появятся сомнения? Не заподозрите ли вы ужасную шутку?

— Не совсем понимаю.

— Тогда слушайте. За всю свою жизнь я не помню, чтобы отец улыбнулся, я хочу сказать, по–дружески. Из–за него наша с Арабеллой жизнь была сплошной травлей. Мне было два года, когда мы приехали в Гаррисонвиль, но я смутно помнил о доме на западе. Большом доме на холме над океаном, со стенами, увитыми глициниями и диким виноградом, и красивую даму, которая брала меня на руки, целовала и иногда давала мороженое с ложечки. Я смутно помню маленькую девочку, сестренку, но эти воспоминания такие отдаленные, что, может быть, я их просто выдумал. Мои настоящие воспоминания начинаются с короткого путешествия в сухую жаркую местность с отцом, молчаливым китайским слугой и девочкой, которая, как мне сказали, была моей кузиной Арабеллой.

Отец обращался с нами крайне сурово. За самую пустяковую провинность нас били хлыстом, а провинностей было много. Если мы молчали, нас обвиняли в том, что мы надулись, и спрашивали, почему мы не играем в саду. А если мы играли там и кричали, нас били за то, что мы горластые грязные ребятишки.

Поскольку мы не имели права встречаться с другими детьми, мы придумывали себе игры. Я был Тристаном, а Арабелла — Изольдой, или я был королем Артуром, а она — Дамой Озера, которая возвращала королю его меч. Не говоря об этом вслух, мы знали, что вероломный рыцарь, великан или дракон, которого я должен был победить, был на самом деле мой отец.

Но когда разыгралась реальная драма, во мне не было ничего от героя.