Нити судеб человеческих. Часть 3. Золотая печать

…Я долго не понимал этих властителей комендантского часа, которым разрешено убивать, считал их случайным, чуждым человечеству и давно отторгнутым явлением, покуда совсем недавно, уже в Двадцать Первом веке, не посетил в Ингушетии лагерь беженцев из Чечни. Там меня поразило произошедшее накануне моего посещения событие, о котором плача рассказывала девочка лет пятнадцати. Вечером, когда мать пошла к живущим за плетнем соседям, кто-то бросил камешек в окно. Двое ее братьев, одному из которых было двенадцать, другому восемь лет, решив, что вернулся пропавший год назад отец, выбежали во двор, и, открыв ворота, шагнули на улицу. Раздались две автоматные очереди и девочка, оставшаяся во дворе, услышала веселый голос солдата:

- Вы же знаете, что после комендантского часа появляться на улице нельзя! – и веселая компания погуляла дальше.

Мать умерла от разрыва сердца в тот же час, а девочка, по совету соседей, убежала в Ингушетию - ее, как свидетельницу, могли убить в ближайшую же ночь.

Вот что такое комендантский час, а вы думали это стальные жандармские бляхи?

Я, углубившись в воспоминания, и не заметил, что подошел к тому месту, где трамвайная линия в годы моего детства изгибалась направо и шла дальше к вокзалу. Здесь на углу стояло страшное здание, самое, пожалуй, страшное в моей жизни. Сейчас оно, это двухэтажное строение, было отремонтировано и скрывалось за оградой в тени разросшихся деревьев. Здесь в начале войны находился военный госпиталь, и во время отступления Красной Армии не способных самостоятельно передвигаться раненых оставили на койках, а здание подожгли. Крики заживо горящих людей раздавались по всей округе. Женщины - а оставались в городе в основном-то именно они - бросались в пламя, в попытках вынести несчастных своих соотечественников. Были погибшие и среди спасающих, но и спасти удалось немало – раненных солдат попрятали в домах, выдавая за своих мужей и братьев, или вывезли в сельскую местность, опасаясь, что немцы будут их разыскивать. Но немцы ничего в этом плане не предприняли: то ли не нашлось мерзавца, который сообщил бы оккупантам о вытащенных из пламени красноармейцах, то ли оккупанты не сочли для себя важным охотиться на немощных раненных мужчин. Тетя Катя из нашего дома вытащила тогда из огня троих раненых, двоих кому-то отдала, а одного оставила себе.