Нити Жизни

– Страсти какие… Хватит, девка. Забыла, куда попала? Тут тебе не середина, начинкой забитая. Тут корка черствая. Край! Кто сюда попал – тот следы свои забрал, – он усмехнулся, довольный рифмой, откусил снова и проговорил, жуя. – Много здесь заезжих сгинуло, и опальных благородных, и ученых, которых в снега нелегкая несет. Вон у меня над столом список с именами висит. Ищем. Со всех сил. Ладно, ты есть будешь, нет?

Он обтер об штаны руки, крякнул, поднялся и запер замок. Удаляющиеся шаги еще долго звучали в ушах Эслин. Шторм в душе быстро стих, волны негодования устало улеглись. С каждой минутой ее все сильнее затягивало в бездну отчаяния. Ради чего ей бороться, ради кого…

Весь ее маленький отряд, все, кто приехал с ней сюда спасать других, мертвы. Потерянная, изможденная, она и сама теперь полезна для своих соратниц не более, чем покойница. Мать всегда предпочитала ей брата, а год назад и вовсе пожелала ей смерти от пыток. Все ее бывшие покровители уже нашли себе новые объекты любовного интереса. Так может это гордыня – быть столь жалкой и желать при этом спасения?

Эслин глубоко вздохнула, сложила ладони и подняла их над головой:

– Небесная Госпожа, Мать всего Сущего! Не осталось ни сил, ни слов, говорить с тобой. Ты протягивала мне много Нитей. Ты, наверное, увидела мои чистые намерения. Но я оказалась с самого начала негодной, раз меня так просто ударили и сломали. Если ты во мне разочаровалась, то дай смирения уйти с достоинством и легко.

Эслин прислушалась к себе – все ли мертво или есть хоть одна искра – и тогда продолжила:

– Но если ты спасешь меня снова, то обещаю вытянуть себя за волосы и действовать во имя твоей славы. И ты больше не услышишь нытье.

Эслин приложила левую руку к сердцу, широко отвела ее в сторону, и принялась за завтрак. Вскоре за ней пришли, скрутили руки и снова привели к знакомой площади, только теперь с обратной стороны дома. Там стоял небольшой помост с виселицей, и Эслин вновь захлестнуло паникой, она никак не могла нормально вдохнуть. Вокруг помоста собрались люди, а в центре стоял перевязанный Сон с отцом.

Обвинение в том, что она дух, Эслин даже не восприняла всерьез. Внутри теплилась надежда, что разум восторжествует и такой глупый предлог вызовет негодование хоть у части селян. Но увидев их настороженные глаза, воздетые руки с образами Небесных родителей и какими-то оберегами из дерева, она поняла, что в северной глуши такой причины и впрямь достаточно для повешения. Холод быстро поднимался по телу. Ее подвели к веревке.

Сон дождался кивка отца, прокашлялся и заговорил:

– Как все вы знаете, абасы постоянно рыскают в Среднем мире среди людей. Им нет большего удовольствия, чем вселиться в нечистого душой человека и через него испытывать плотские наслаждения – чревоугодие и … прочее.

В толпе захихикали, додумав прочее.

– Вчера эта девушка вышла из леса и, увидев ее, я сразу заметил, что этим телом уже управляет злой дух. Она пыталась меня очаровать, и я даже захотел спасти бедняжку и отвести к нашему шаману, но понял, что поздно – ее разум полностью подчинился абасы.

У Эслин сами собой поднялись брови от такого описания их встречи и от того, как Сон вальяжно и властно себя ведет. Все напряженно слушали.

– Когда и абасы, сидящий в ней, понял, что я все знаю, то он прыгнул на меня и ударил с нечеловеческой силой, едва не разделив пополам. Я начал биться с ним, и с трудом одержал победу. И теперь очень важно довести дело до конца – повесить ее, чтобы дух застрял в этом теле и больше не бродил среди нас.

В толпе одобрительно захлопали и засвистели.

– А вам я советую внимательнее относиться к чужакам, особенно девушкам и особенно тем, кто строит вам глазки и ведет себя непочтительно. Возможно, что внутри уже идет разложение.

Селяне согласно закивали, и кое-кто начал рассказывать старосте с сыном или стоящим рядом о своих встречах с очень подозрительными девушками. Эслин внезапно разобрал нервный смех, и она весело воскликнула:

– Ну и бред ты несешь! Или тут принято казнить девушек, с которыми не срослось? Конечно, если мужская сила подвела, то проще избавиться от свидетеля, чем пойти лечиться.

Кое-кто заулыбался, некоторые прыснули. Сон покраснел и заорал:

– Что встали? В петлю несчастную! Только дух и может себе позволить глумиться перед смертью, потому что привык прыгать из тела в тело. Но не в этот раз!

Из толпы вышел местный шаман. В этот раз он был одет в зловещую рубашку, отделанную мелкими костями. Полицмейстер связал осужденной руки сзади и накинул петлю на шею. На Эслин опустилось странное тягостное спокойствие, и она твердо проговорила: