Нити жизни (СИ)

И вот в дверном проеме появляются стражники — дежурные врачи с медсестрами-практикантками. Сегодня воскресенье — их смена. Я окружена. Столько голосов, что в ушах звенеть начинает. Пытаюсь сдержать нескончаемый поток слез, но вместо этого лишь задыхаюсь. Меня обнимают, укладывают в постель, утешают, уговаривают, но добрые голоса только раздражают и заставляют чувствовать себя еще несчастней. Кричу изо всех сил, чтоб меня оставили в покое, так, что в горле саднит. Но в ответ никакой реакции, они продолжают упорствовать. Я на грани. Пытаюсь вырваться и бежать, бежать как можно дальше от этого места, которое не раз уже успела проклясть. Мне абсолютно все равно, что будет потом, и где буду я. Главное — это не здесь. Я больше не могу.

Вырываюсь, вскакиваю с постели и движусь прямиком к выходу. Босиком, в пижаме, с растрепанными волосами — неважно.

Меня останавливают, на руках относят обратно. Возвращение беглянки успешно завершено. Я похожа на загнанную лошадь. Но я не сдаюсь, пытаюсь повторить попытку. И снова неудача. Секундное покалывание в руке, схожее с укусом комара, и желание что-либо предпринимать исчезает само по себе. Правда, я еще продолжаю судорожно всхлипывать, попутно глотая слезы, но постепенно утихаю, веки тяжелеют, былая картина теряет четкость, и я медленно погружаюсь в сон.

Просыпаюсь я уже поздно вечером. В палате — никого, ни малейшего намека, ни следа на сегодняшнее представление и то не осталось. Все как надо, все как должно быть. Вылизано до блеска. Ни единой пылинки, ни крохотного пятнышка — чисто.

— Безупречно! — говорю, а самой хочется исчезнуть. Очередной день в «дурдоме» подошел к своему логическому завершению. Кладу голову на подушку, ровно расправив волосы на ее поверхности. Закрываю глаза. Заснуть быстренько не выходит. Верчусь, ворочаюсь, катаюсь по простыне, словно запутавшись в рыбных сетях, и безмерно злюсь. В итоге не выдержала — открыла глаза, покосилась на окружающее пространство.

Вокруг было темно и только внизу между дверью и полом, в узкую расщелину, слабо пробивался блеклый свет от ночных ламп в коридорном пролете между чередой палат. Не было слышно никакого звука или шороха. Здесь прибывала госпожа — «мертвая» тишина, казалось, я не слышала собственного дыхания. Я нервно бросила взгляд на часы. На больших настенных часах, что служили досадным украшением одной из здешних стенок, короткая циферблатная стрелка указывала почти ровно на два часа, а длинная подбиралась к десяти.

— Почти два часа ночи, — смотрю на потолок, а потом перевожу взгляд обратно на часы. Податься было некуда. Несомненно, мои чувства в ту ночь выходили за пределы обычного одиночества. Это было очень странное ощущение, для которого я никак не могла найти подходящего слова среди своего столь богатого словарного запаса, но оно по-прежнему продолжало мучить и отравлять меня.

Неожиданно для себя я поняла, что снова плачу. Нет, не было ни всхлипов, ни стонов, просто набегавшие слёзы поочередно выкатывались из моих глаз и скатывались вниз по щекам. Их было много. Казалось, они участвовали в эстафете. Каждая хотела стать первой и прийти к финишу раньше остальных. Они перегоняли друг друга: то замедлялись на какое-то мгновение, то снова ускорялись. Это была их любимая игра. Дав им сполна наиграться, я прекратила истерику. Казалось, что прошла вечность. Время остановилось и, как обычно, в самый неподходящий момент.

Я выдохнула. Мне стало малость получше — отпустило. Я утерла мокрое, заплаканное лицо тыльными сторонами рук. А потом, с необъяснимо взявшейся откуда-то уверенностью, заверила себя, что это в последний раз.

Красиво вру — так четко, без запинки, сама себе удивляюсь! А ведь могу и, правда, поверить. Но нельзя, тогда будет еще больней разочаровываться.

Закрываю глаза, гоню прочь все ненужные мысли и отправляюсь в мир снов.

Следующим утром ко мне в больницу пришла моя мать. Только что закончился утренний обход, и больница радушно распростерла стеклянные двери для своих посетителей. Начался отсчет часов, отведенных родственникам для посещения местных обитателей. Это было столь короткое время, когда это здание оживало, как в переносном, так и в прямом значении.