Нити жизни (СИ)

— Пустяки, — не обращает она внимания на мои неуместные замечания.

У меня ноги ватные, словно отнялись. Дышу и понимаю, что у меня одышка. Крыша едет. И почему эмоциональная активность, реакция организма на еду, лекарства и прочие превратности судьбы, осложняют и портят мне существование? Открываю глаза, голова сестры у меня на груди — ухом слушает биение сердца. Как-то, это смущает.

— Эй, — шепчу я ей. — Я вообще-то еще живая.

— Ты отключилась, — говорит она, не спуская с меня бегающих глаз.

— Не бойся, после такой-то ночки — это всего лишь утреннее недомогание. Спад. Скачок. Слабость.

По глазам вижу — не верит. Кажется, я теряю даже умение врать. Все — пора на пенсию, кости в ящик и пепел в урну.

— Комнату мою переоборудуешь под гардероб еще не скоро и даже не мечтай, — я пытаюсь как-то сгладить накалившуюся обстановку. Но, увы.

— Я вызову такси, тебе надо в больницу, — серьезный тон раздражает.

— Нет, не надо, — говорю я, приподнимаясь. — И не спорь со мной, я старше и это моя привилегия.

Ее взгляд смягчается, в уголках губ закрадывается намек на улыбку и она говорит:

— Да уж, я этого никогда не прощу родителям.

— Я улыбаюсь, слова сами выходят из меня, как по нотам струятся:

— Попроси родителей, пусть подарят нам еще младшую, вот и будешь ей командовать. Тогда будет честно, да?

— Не хочу! Мне нужна лишь ты, — говорит она и обнимает. — Ты ведь будешь всегда? — шепчет она у меня на плече. Я глажу её по спине.

— Глупая. Ну что ты, все хорошо. Все хорошо, — повторяю я, убеждая её и себя. Не помогает, не верю.

— Обещаешь? — искренние, доверяющие глаза младенца смотрят на меня и ждут. А что ответить, оригинальных мыслей нет, снова врать, а что делать? Иначе — боль, а это неприятно, сама знаю. Обнадежить, но, как и зачем? Опять боль. Сказать правду? Еще больней и трудней. Вот так и живет весь мир — во лжи, а где она, правда-то, тогда? В библии, в книгах по истории, в документальных хрониках? Нет, там её тоже нет. Да и если разобрать, что есть «правда», а что «ложь»? Если ложь, сказанная во благо, становится правдой, то искаженная правда во благо превращается в ложь? По-моему, тут все нейтрально, нет четкости. Мы сами определяем для себя, что и когда принимать за правду, а что за ложь. А если мы сами выбираем, значит, когда ошибаемся, нам некого винить, кроме, как самих себя.

— Постараюсь, — сказала я, надеясь, что это прозвучало, как можно правдоподобнее, нежели лживо. Что поделать, раз у меня не хватает духу сказать, и отсутствуют силы признаться, даже себе. Не хочу подвести, ведь обещала же выздороветь, еще очень давно. Но, увы, наши желания зачастую расходятся с нашими возможностями. И это убеждение застряло в моей голове, и давит мне на мозги. А что делать, у всех свои «критические дни». Абстрагироваться не выходит, я пыталась.

Сестра улыбнулась — вышло криво, но душевно.

Из ванной послышалась мелодия — это протестовал телефон, ему явно не нравилось его брошенное состояние среди бельевого хранилища.

— Я на секунду, — сказала она. — Скажу, что остаюсь и вернусь.

— Что? Нет! Ты идешь в школу и, это — не обсуждается. Или решила в выпускной класс не переходить, у тебя вроде, как экзамены скоро.

— Да, но…

— Никаких «но».

— Хорошо, — сдалась сестра. — Но это не конец разговора.

Я кивнула, и она скрылась за косяком двери.

Не теряя момента, я поднялась, тут же по голове что-то вдарило, хрустнуло и лопнуло, как мыльный пузырь. Голова болела, можно было даже не пытаться отрицать. Я отодвинула стул и взгромоздилась на нём — одну ногу под себя, другую перед собой. Ткнула на первую попавшуюся кнопку и экран монитора, порябев, выдал мне приемлемую картинку облика сайта. Как я и подумала, там уже красовался односторонний монолог. Глаза так и прыгали по строкам его содержания:

«Эй?».

«Ты ушла?».

«Да в чём проблема?».

«Да, действительно, а в чем проблема?» — спросила я у себя. Я его не знаю, он меня тоже. Между нами могут быть сотни, тысячи, миллионы миль. Как ни крути, мы люди разные во всех отношениях. Я отправляю:

«Ты сидишь где-нибудь на травке в Калифорнии, уплетаешь свой паек, запиваешь колой и строчишь тут сообщения не понятно за какой надобностью, а что делаю я — зависаю над унитазом, прощаясь с поглощенной пищей, слушаю свою головную боль, как музыкальный плейлист и размышляю, как же в моей жизни все зашибенно. Ну как, еще интересно?».

«Ты ничего обо мне не знаешь, но судишь».

«Ты тоже».

«Ты не позволяешь».

Я прикусила губу. Но написала:

«Что ты имеешь в виду?».

«Закрылась, спряталась и убегаешь. Так ты всегда действуешь?».

Ком опять встал в горле. Бесшумный водный поток слов, волей-неволей обрисовал мне же мой портрет, бил наотмашь. И это же самое унизительное, сказал, как отрезал, а отголоски продолжают стучать маленькими молоточками в твоей голове. А ты продолжаешь сидеть и ждать, а потом бац! — и всё иссекается.

«Может, хватит на эту тему? С меня достаточно. Ты не священник, я не твоя подопечная. Исповеди не будет».

«Я и не прошу, просто давай разговаривать. Чего ты боишься?».