Нити Жизни

А чрезмерно счастливые рожи с радостным предвкушением чего-то необычного, что почему-то возможно только в декабре, могут довести кого угодно до дурки.

Из каждого угла доносится музыка: рождественские гимны, классические новогодние мелодии, джаз и песни Фрэнка Синатры.

И в каждый очередной раз, слыша и видя это, я хочу сказать этому безмозглому миру: Всё! Стоп!

Это случилось два месяца назад. С начала всей этой катавасии, а именно, после Дня благодарения, примерно в числах двадцатых ноября, меня отпустили на «каникулы». Оставаться в больнице больше причин не было. Точнее, они были, но с ними уже ничего не сделать. И так, с саквояжем в руках, комплектом таблеток за пазухой и бессрочным ожиданием в списке на квоту операции по пересадке сердца, я вернулась домой. С того момента и до сегодняшнего дня из дому я практически не выходила. Слишком уж был тяжек груз моих мыслей, чтоб с ним передвигаться. Поэтому, я лежала в своей комнате и медленно тлела за задвинутыми шторами, которые каждое утро приходила нахально раздергивать моя мамочка, как впрочем, и в этот раз.

— Доброе утро, доча, — сказанула она, выполнив ритуал, — пора просыпаться.

Луч солнца пробил стекло моего окна и заскочил недипломатично прямо в глаза. Я нахмурилась. От бессонницы, мучавшей меня череду ночей, глаза распухли и болели. Так еще и нападают ни за что, ни про что.

— Мам, — кричу я в духе обидчивого подростка и натягиваю на себя одеяло.

— Что? — вопрошает она, — вылезай из своего убежища! — её рука уже щекочет мои бока. И я думаю о том, как она может вот так вести себя, как будто, у нас обычная жизнь?

— Ну, блин! — я раздраженно отмахиваюсь: одновременно борюсь с пляшущими по моему телу конечностями и сползающим от этого вертежа одеялом.

Она — неугомонная. Не отступает от натиска, и вдобавок хихикает.

И почему всех так и подмывает «бульдозером» въезжать в мою жизнь? Нарушать моё уединение и загребать часть ломтя себе — не понимаю.

— Всё! всё! — повторяю я разгневанным голосом. Сажусь и смотрю в её глаза пристально-пристально, и на душе у меня — мрак.

— Ну, что ты… — Её голос меняет тональность. Это — жалость.

— Ни-че-го! — Я уронила голову в ладони. И кто-то пошел другим путем.

— Уже почти час дня, сегодня рождество, — лепечет мама, — не хочешь принарядиться и спуститься к нам? — Бодрость её голоса просто изумляет.

— Нет, — отвечаю я.

— А между тем, намечается что-то грандиозное! Твоя сестра сказала, что приведет гостей. Не знаешь, кто это может быть? Не уж-то её молодой человек, недаром папа разнервничался.

— Мне всё равно!

— А как же на счет того, чтобы проникнуться праздничным настроением?

Я вздыхаю:

— У меня просто вечный праздник.

Её выдавленная кое-как улыбка разбирает меня сказать: «Не притворяйся — маска прилипнет!». Но я не произношу этого вслух.

— Хорошо, милая, я пойду, а ты приходи. Мы тебя ждем, — сказав это, она чмокнула меня в щеку и после слегка потерла пальцами, видимо, оттирая отпечаток губной помады, нацепленную, как всегда, в виде правильного оттенка.

Повалявшись еще немного, я оторвала свою попу от кровати и заглянула в ванную. Там увидела себя в зеркале и ужаснулась — ну и чучело! И посмеялась: и ведь кто-то же целовал?!

Включила кран с горячей водой, и, дождавшись, когда зеркало запотело, написала — «ДУРА».

Разбавила воду и умылась, расчесала волосы и заплела в косу. Вытащила из косметички сестры пудру и нанесла на лицо, затем подводку для глаз, которой нарисовала себе маленькие стрелочки, слегка растушевав их в завершение.

«Ну вот, — подумала я: теперь можно в люди». Но, съехавшая с плеча лямка майки оголила мне неприятный вид — исполосованную грудь чудовищно отвратным шрамом.

И вглядываясь в зеркальное отражение, я вопросила:

— Ну, а тебя чем замазать, не подскажешь?

Шрам отмалчивался. Ясно дело, ему и так не плохо.

Переодеваться я не стала, осталась в привычной для себя пижаме.

Двигаясь еле-еле, как вареная, я сплавлялась по лестничным буграм. Войдя в гостиную и, проходя мимо телевизора, я обнаружила отца.

Приняв любимую позу: руки на подлокотнике кресла, ноги вытянуты на подставку, сам завернутый в халат, он наслаждался спокойным ленивым утром, смотря исторический канал. Но на самом деле это была лишь одна из записей, которые выходили в эфире российского телевидения каждую неделю в рамках документальной программы. И которые по просьбе папы, сестра скачивала после выпуска с интернета и загружала на диск, чтобы потом он мог изучить их в свободное время. Он этими документальными хрониками просто-

таки упивался.

Я оперлась о мягкую обивку спинки кресла и пропела в его лысеющее темечко:

— Привет.

— Привет, — поднял он голову, даже не вздрогнув. — Ты как раз вовремя. Тут о стоящих вещах рассказывают, даже я такое не знал.

— Правда? — Я наигранно подняла брови.

— Очень интересно! — Радовался он, что телевизор в полном его распоряжении. — Посмотришь со мной? Узнаешь что-то новое для себя. — Он махнул пультом, добавляя громкость.