Как только солнце село за горизонт, Кайку и Тсата прошли через барьер. Долина оказалась наполовину пуста, и это потрясло их. Однако то, что происходило на реке, и вовсе повергло обоих в шок. По широким сходням искаженных загоняли с берега на баржи и дальше в трюмы. Страшно становилось уже от одного вида этого нескончаемого потока мускулистой, зубастой плоти. Барж было так много, что им всем не хватало места у берега, и к северу тянулась очередь из судов; загрузившись, они направлялись вверх по течению. Впечатление было такое, что действие барьера не распространяется на реку. С другой стороны, никто и не спускался по Зану так далеко, потому что к югу лежали великие пороги, пройти которые не могло ни одно судно. Кайку и Тсата с изумлением взирали на разворачивающуюся у них на глазах масштабную тыловую операцию.
— Они уплывают. — Бледно-зеленые глаза Тсаты блестели в лунном свете.
— Но куда они направляются? — спросила себя Кайку.
Когда занялся рассвет и отчалили последние баржи, Кайку и Тсата ушли отдыхать за барьер. Но сон в тот день не шел, они не смыкали глаз, строя предположения и не зная, стоит ли рискнуть и через Узор предупредить Кайлин. Для этого они здесь и остались — поднять тревогу, если ткачи двинутся к Провалу. Но баржи шли в другом направлении, к Аксеками. Оттуда они по Джабазе, Керрин или Рану смогут попасть куда угодно.
Тсата заметил, что флотилия может выйти к Разлому и с другой стороны через одну из небольших рек. Провал лежал всего в десяти милях к западу от этой реки. И все же Кайку не хотела рисковать без крайней необходимости, а пока что ни она, ни Тсата не знали точно, куда именно направляются баржи.
В конце концов решили остаться еще на две ночи. Если к тому моменту ничего нового не откроется, то они двинутся на восток, отойдут подальше, и Кайку отправит свое послание. О последствиях можно было только догадываться. Возможно, ткачи вообще ничего не заметят, и запрет, наложенный Кайлин на переговоры на расстоянии, всего лишь ее перестраховка. А может быть, ткачи всполошатся, и Кайку окажется в положении мышки, пытающейся проскочить через комнату, где собрались кошки.
Следующей ночью разразилась лунная буря.
Они слишком долго жили своей маленькой общиной из двух человек, в полной изоляции от внешнего мира, и потому не подозревали о ее приближении. Они переплыли Зан и выбрали для наблюдения утес на западном берегу: там патрули ходили гораздо реже. Рядом подбирались к реке такие же утесы, напоминающие торчащие из земли огромных размеров каменные пальцы. Между ними ютились узенькие сквозные лощины. Кайку и Тсата спрятались в чахлых зарослях зараженного кустарника, окаймлявших обрыв, и залегли, наблюдая за происходящим в подзорную трубу Номору. Та с большой неохотой оставила им свою драгоценность. Не обошлось и без угроз. Кайку и Тсата твердо уяснили, какие кары им грозят, если они не вернут трубу в целости и сохранности.
Луны встали над разными горизонтами: Ария на севере, Иридима на западе, Нерин на юго-востоке. И ничто не предвещало опасности, пока они почти не сошлись в одной точке — прямо над головой.
Сначала Кайку почувствовала напряжение в воздухе, как будто некая невидимая сила попыталась осторожно поднять ее над землей. Она взглянула на Тсату. Золотокожий ткиурати с зелеными татуировками в лунном свете походил на мертвеца. По зарослям, где они укрылись, прошел скрипучий шепот. Чувства обострились. Вокруг царило невидимое движение, словно крысы забегали по дому.
Она подняла голову и вздрогнула — три лунных лика, перечеркнутых косой границей тьмы, тянулись друг к другу. Из ниоткуда набегали облака, клубясь и смешиваясь под действием разнонаправленных притяжений.
— О духи, — пробормотала Кайку, окидывая взглядом раскинувшуюся внизу равнину. — Надо укрыться.
Они едва успели.
Лунная буря налетела с диким воем. Кайку и Тсата юркнули под естественный навес, образовавшийся на склоне известняковой скалы, будто какое-то чудовище вырвало лапой кусок каменной плоти. Вглубь скалы шла узкая пещерка, в которую им не удалось бы протиснуться при всем желании, однако места хватило и без того: Кайку вжалась в стену, обхватив колени руками, Тсата уселся, скрестив ноги.
Дождь обрушился на землю сразу после потустороннего воя, и тихая ночь взорвалась грохотом крупных капель, разбивавшихся вдребезги о неподатливый камень. Под струями воды гнулись искореженные ветки кустов. В крохотное убежище, к счастью, не попадало ни капли.
Тсата вытащил холодное копченое мясо и, как всегда, поделил его между собой и Кайку. Некоторое время сидели молча, глядя на дождь и прислушиваясь к звукам рвущегося на кусочки неба. Угрюмый пейзаж то и дело вспыхивал пурпуром — молнии сопровождали беснование природы.