Нити зла

И он вскинул меч и закричал, и кто-то еще последовал его примеру. И имя Люции развеяло слабость, как наваждение, напомнило людям о вере, которая привела их сюда. Грудь Баккары едва не разрывалась от чувства настолько яркого и настолько светлого, что он не мог дать ему название. Он указал мечом вперед, туда, где ждал враг, вдвое превосходящий его числом, с лучшими мечами и лучшими винтовками.

— Вперед!!!

Винтовки щелкали, звенели мечи, и Айс Маракса шли навстречу смерти. И в последние минуты своей жизни Баккара узнал, что значит быть вождем.

Глава 27

Утром следующего дня солнце увидело совсем другую Зилу.

Суранани — месть жестокой богини Чом Рин за убийство императрицы — уже затихла, и утро стояло кристально чистое, прозрачный воздух казался хрупким и звонким. Свет заливал сломанную корону Зилы. Крыши многих домов обуглились или провалились, дымились развороченные груды камня и древесины. Жирный черный дым ветром сносило к северу. Некогда суровая, неприступная, дерзкая, Зила представляла сейчас изуродованный остов самой себя. По улицам ходили испуганные и пристыженные горожане. Они ждали последствий своего неповиновения.

Медлительное, ленивое движение напоминало уборку после большого праздника. Когда солнце подошло к зениту, лагеря уже перенесли и разбили у подножия холма. Какие-то отряды отбывали в полном составе: их присутствие понадобилось где-то еще. Подступы к стенам очистили от трупов застреленных, заколотых и сожженных. Из южных ворот до сих пор тек мерный поток телег с телами убитых.

Потребуется время, чтобы восстановить порядок и установить меры наказания. Зила бросила вызов империи, и нужно предостеречь от этого остальных. Для Ксенджена случившееся было крахом. Он не принял во внимание, что Бэраки готовы пойти на все, чтобы сохранить сейчас статус-кво. Надвигался голод, он уже разразился на окраинах империи и вгрызался все глубже и глубже. Сарамир балансировал на краю пропасти. В такой обстановке любой мятеж должен быть безжалостно растоптан. Только жесткий порядок поможет империи выстоять в трудные времена. Чернь должна понять, что революция невозможна. И потому знать набросилась на Зилу с яростью, которой не ожидали ни Кседжен, ни горожане. Атакующих не волновала ни безопасность мирного населения, ни сохранность архитектуры одного из древнейших и важнейших городов Сарамира. Если бы они не сумели прорвать оборону, то сожгли бы Зилу дотла или сравняли с землей взрывами.

Бунт недопустим. В Зиле это уже уяснили, а за следующие недели запомнят еще лучше. Империя неприкосновенна.

Но Бэраку Зану ту Икэти все это напоминало попытку оживить труп. Так же бессмысленно и так же противно. Для него империя погибла уже давно. Он вместе с остальными составлял план вчерашней атаки и внес ценный вклад. Но все это не пробуждало у него никаких чувств. Он, в отличие от Мошито ту Винаксий или генералов, посланных другими Бэраками, не горел желанием сохранить существующий порядок вещей.

Когда-то для него все было по-другому. Давно. До того, как Мос захватил трон, до того, как была убита Анаис ту Эринима. До того, как умерла его дочь.

В полдень он вышел из дверей опаленной крепости и спустился на площадь, где до сих пор убирали тела членов Айс Маракса. Вялые руки и ноги. Раны, покрытые запекшейся коркой, на лицах. Обжигающее солнце поджаривало пролитую на каменные плиты кровь, и в горло забивался вязкий, тошнотворно-сладкий запах. Серые улицы Зилы уже высохли, стали пыльными и тихими. В лабиринте яркого света и глубокой тени сновали мужчины и женщины, избегавшие его взгляда.

Бэрак Зан был стройным, поджарым человеком с тонкими чертами и изъеденным оспинами лицом. Преждевременно поседевшая борода скрывала большую часть изможденного лица, во вокруг глаз были заметны следы долгих страданий. Он видел больше пятидесяти весен, но последние пять оказались самыми трудными. Люция погибла.

Встреча с ней врезалась в его память так отчетливо, будто произошла только вчера. С тех пор не проходило и дня, чтобы он не вспоминал ее до малейших подробностей, будто переживая заново. Когда он в первый раз встретился взглядом с искаженной, в нем произошла какая-то невероятная перемена. Он никогда не подозревал, что существует такое чувство: глубокое, первобытное, настолько сильное, что ему невозможно сопротивляться. Тогда он познал, что чувствует мужчина, глядя, как рожает его жена: прикосновение к чудесному таинству и нерушимую связь с ребенком. Познал, увидев ее. Все инстинкты разом закричали ему: «Твоя дочь!»

И она тоже это знала. Он понял это по тому, как девочка обхватила его руками, прочел в бледных глазах, полных боли от предательства и слез.

«Где же ты был?» — спрашивали ее глаза. И от этого вопроса у него разрывалось сердце.